квартирмейстер 4-й армии (командующий генерал-фельдмаршал.фон Клюге) при передаче этого приказа: «Пресекать всякую фамильярность, германский солдат выступает как господин на оккупированных территориях»76. Сравнение этой цитаты с приказом отдела по делам военнопленных от 16 июня 1941 г. ясно показывает разницу, а также сходство со специфически национал-социалистской концепцией.
На отдельных примерах, - из-за отсутствия достаточного количества документов, - можно показать, что планирование мер по обращению с военнопленными и их эвакуации началось своевременно как в отдельных армиях, так и в тыловых районах групп армий77. При этом в ведомствах как ОКВ, так и ОКХ главное внимание уделялось отнюдь не вопросу, каким образом следует решить назревшую проблему ожидаемой массы военнопленных и тем самым сохранить жизнь сотням тысяч, а то и миллионам пленных. Решающим было соображение, что нужно сделать, чтобы эти пленные не помешали ведению боевых действий, и каким образом можно быстрее всего использовать в интересах собственных подразделений эту, находящуюся в их распоряжении рабочую силу. Так, например, во время совещания в отделе обер-квартирмейстера 9-й армии (командующий генерал-полковник Штраус) ещё 28 марта 1941 г. было принято решение свести военнопленных в строительные, дорожно-строительные батальоны и батальоны связи уже в прифронтовой зоне и использовать на соответствующих работах, а также принять меры для того, чтобы их эвакуация не сказалась отрицательно на войсках и их снабжении и не поставила под угрозу тыловые коммуникации78. Это распоряжение, отданное ещё до речи Гитлера от 30 марта и до приказа ОКХ от 3 апреля, являлось явным нарушением как Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны, так и Женевской конвенции о военнопленных, что свидетельствует об изначальном намерении высшего войскового командования игнорировать в войне против Советского Союза нормы международного права ведения войны79. При этом стремление к достижению военной эффективности совпадало с желанием национал-социалистского руководства, - разделяемым к тому же войсковым командованием, - держать «опасных большевиков» по возможности подальше от Германии.
Тех пленных, которых не смогли использовать в прифронтовой зоне, необходимо было эвакуировать согласно системе, которая основывалась в основном на опыте предыдущих войн: При дивизиях были созданы пункты сбора военнопленных, откуда пленные должны были направляться в пункты сбора военнопленных при армиях. Командующим тыловых районов групп армий подчинялись пересыльные лагеря, охрану которых обеспечивали охранные дивизии, состоящие из стрелковых батальонов охраны тылов и пехотных полков. Из этих пересыльных лагерей («дулагов») пленные должны были направляться в «пункты приёма» на границе с генерал-губернаторством, а оттуда - в стационарные лагеря («шталаги») на территории генерал-губернаторства и рейха80.
Если бы большая часть военнопленных была оставлена в прифронтовой зоне, возник бы вопрос, каким образом прокормить такую массу пленных на разорённой войной территории. Из цитированного выше приказа ОКХ от 3 апреля вытекает, что уже в этот момент не рассчитывали на «достаточное обеспечение продуктами питания» огромной массы пленных81. Это утверждение, кажущееся довольно резким, подтверждается также полученными от армейского командования распоряже
82
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
ниями. Итак, следует признать, что генерал-квартирмейстер Вагнер отдал в мае соответствующие распоряжения на основании целей военно-экономического штаба «Ольденбург», с которыми он ознакомился во время совещания у начальника управления военной экономики и вооружения в ОКВ, генерала пехоты Георга Томаса. Уже 29-30 мая 1941 г. обер-квартирмейстер 17-й армии (командующий генерал пехоты Карл-Генрих Штюльпнагель) объявил квартирмейстерам и офицерам отделений тыла подчинённых корпусов и дивизий о том, что советские военнопленные могут получать только самые необходимые продукты питания, в то время как 9 июня командование 4-й армии постановило:
Кормить военнопленных самыми простыми продуктами питания (например, кониной). Запрещается выдавать им высокосортные и дефицитные продукты питания и изделия пищевой промышленности82.
В приказе пр снабжению командования 11-й армии от 29 июня были указаны конкретные рационы. Согласно им военнопленные должны получать продовольствие «в зависимости от его наличия», а пищевая ценность продовольствия «при полной затрате труда» должна составлять 1300 калорий в день. То есть рационы были значительно ниже абсолютного прожиточного минимума83. Затем последовало ещё одно крайне важное решение, которое, судя по всему, было принято в самом ОКХ84.
В целом относительно организационных приготовлений в ОКВ, ОКХ и в высшем войсковом командовании складывается следующая картина: О «перспективной» разработке вопросов, касающихся военнопленных, «в кропотливом труде» не может быть и речи. По сравнению с оперативным планированием этому вопросу было уделено крайне незначительное внимание. Исходя из имеющихся источников, размещение и питание военнопленных рассматривались не как первоочередная организационная задача, но как побочная проблема. Гораздо более высоким приоритетом по сравнению с этим считалось обеспечение германского господства на Востоке и использование продовольственных и сырьевых ресурсов в интересах германского рейха. С самого начала заметно стремление использовать для поддержания жизни этих пленных лишь минимальные средства и энергию85. Поэтому, после ознакомления с планами военно-экономического штаба «Ольденбург» в ОКВ и ОКХ, не может быть никаких сомнений в том, что большая часть пленных, а также гражданского населения была обречена на голодную смерть. В этот момент ещё не существовало заинтересованности в сохранении жизни этих пленных для использования их в немецкой экономике в качестве рабочей силы86. Потребность в рабочей силе на подлежащих завоеванию территориях, казалось, легко можно будет удовлетворить за счёт огромного количества ожидаемых пленных и гражданского населения.
3. Значение победных ожиданий немецкого руководства
В действительности нельзя установить, имелась ли в политическом и военном руководстве на этапе приготовлений к войне на Востоке вообще какая-либо конкретная концепция относительно судьбы советских военнопленных после ожидае
V. Организационные приготовления 83
7*
мой победы. Первоочередной задачей было установление и обеспечение германского господства «на восточных территориях» посредством завоёванной с крайней беспощадностью молниеносной победы. Чрезмерная убеждённость в том, что такая победа достижима в течение нескольких недель, имела в политическом и военном руководстве такое значение для общего планирования войны на Востоке, что многое останется просто непонятным, если не будет учтён этот момент87.
В отличие от сомнений, которые осенью 1939 г. существовали в руководстве сухопутных сил и войсковом командовании в отношении наступления на Западе, при планировании войны на Востоке ни в руководстве вермахта, ни в руководстве отдельных подразделений, ни в высшем войсковом командовании не возникло никаких опасений относительно того, что предприятие может не удаться88. То, что в середине 20-х годов Гитлер постулировал в «Майн Кампф», постоянно всплывало теперь в оценке шансов на успех, даваемых Гитлером и верхушкой военного руководства: «Гигантская империя на Востоке созрела для краха»89. Насколько уверенным было военное руководство в своей оценке Красной Армии, видно из того, что расположение немецких сил между декабрём 1940 г. и июнем 1941 г. осталось почти неизменным, хотя по оценке отдела иностранных армий «Восток» соотношение сил между вермахтом и Красной Армией постоянно изменялось не в пользу вермахта. Главнокомандующий сухопутными силами фон Браухич в похожей форме повторил 30 апреля уже неоднократно даваемую оценку шансов на успех: «Вероятны ожесточённые пограничные сражения продолжительностью до 4-х недель. Однако в дальнейшем следует рассчитывать лишь на незначительное сопротивление»90. Эта уверенность основывалась на предположении, что Красная Армия будет втянута в решающие сражения на границе страны, ибо Прибалтика и Украина являются, якобы, «жизненно необходимыми» для Советского Союза91. Даже у начальника генерального штаба, генерал-полковника Гальдера эта убеждённость в победе была настолько сильна, что уже 5 мая он мог размышлять о «задачах военно-исторической работы осенью 1941 г. после окончания наших европейских задач»92. Кажется, что уверенность в победе со стороны военного руководства в этом случае превосходила даже уверенность Гитлера, который в самом узком кругу приближённых позволил себе выразить некоторую неуверенность93.
Наиболее яркое выражение эта уверенность в победе нашла в планах относительно периода после осуществления плана «Барбаросса». В проекте отдела «L» для Гитлера «директива № 32: Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса» от 11 июня было предусмотрено перенести центр тяжести в области вооружения с сухопутных сил на военно-морской флот и авиацию, ибо «после разгрома советско-русских вооружённых сил... какой-либо серьёзной опасности для европейского пространства со стороны суши ... более не существует»94. После этого перед вермахтом на позднюю осень 1941 г. и зиму 1941/1942 гг. были поставлены следующие стратегические задачи:
1. Недавно обретённое пространство на Востоке должно быть приведено в порядок, обеспечено и экономически освоено при активном содействии вермахта. [...]
2. Продолжение борьбы против британского присутствия в Средиземном море и Передней Азии посредством концентрированного наступления, которое предусмат
84
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
ривалось осуществить из Ливии через Египет, из Болгарии через Турцию и, если позволят обстоятельства, из Закавказья через Иран95.
Это были не просто намерения, которые возникли в окружении Гитлера и были откорректированы Варлимонтом в отделе «L». В том же направлении шли и намерения генерального штаба сухопутных сил. Уже через 2 недели после нападения на Советский Союз, 3 июля, Гальдер, полагая, что поход «займёт всего 14 дней», размышлял о возможностях продолжения войны с Англией, которая вновь выступала на передний план. Он занимался также планированием операций на Ближнем Востоке96.
Дополнение к этим стратегическим замыслам образует планирование потребностей в силах для обеспечения немецкого господства на Востоке. Начальник оперативного отдела генерального штаба сухопутных сил, генерал-майор Хойзингер разработал к 15 июля докладную записку, которая отразила уверенность в предстоящей победе так же, как и названные ранее планы97. Для оккупации и обеспечения порядка на завоёванных территориях Хойзингер выделял 56 дивизий, включая «оперативную группу для проведения операции Кавказ - Иран»; остальные 78 дивизий должны были вернуться в рейх.
Неотложные дела, которые призывают на родину возвращавшиеся соединения ещё до наступления зимы, а также ограниченные возможности снабжения требуют ограничения сил для дальнейшего проведения операций, насколько то позволяет положение. Как только находившееся ещё к востоку от линии Днепр - Двина русские силы будут в основном разбиты, операции по возможности следует продолжать только моторизованными соединениями и теми соединениями пехоты, которые окончательно должны остаться на русской территории. Основная масса соединений пехоты, как только достигнет линии Крым - Москва - Ленинград, должна в начале августа выступить в обратный путь пешком, если, - что вполне вероятно, - она не сможет отправиться домой по железной дороге; оставшиеся дальше к западу части - соответственно позже. Занятые связанными с оккупацией боевыми действиями силы, которые должны вернуться домой гораздо позже, отправятся в обратный путь только зимой. [-1
Возвращение моторизованных соединений, которые не должны оставаться там в дальнейшем, должно последовать где-то в начале сентября, насколько то позволит для отдельных частей железнодорожный транспорт98.
Такая чудовищная недооценка противника, которая, как можно предположить, оказала влияние на отношение военного руководства к Красной Армии и к советским военнопленным в первые недели войны, объясняется прежде всего надменным чувством превосходства над восточными народами, которые считались неполноценными в расовом и культурном отношении, оценкой внутренней ситуации в Советском Союзе, которая вытекала из постулатов консервативной и национал-социалистской идеологии, но не из реалистических суждений, и упованием на то, что ликвидация Сталиным значительной части советского офицерского корпуса в 1937-1938 гг. сделала из Красной Армии «глиняного колосса без головы»99.
Быстро достигнутая согласно этим ожиданиям победа должна была создать «чистую доску», на которой можно будет построить «новый порядок». Если, подоб-
У. Организационные приготовления
85
но Гальдеру и Хойзингеру исходить из того, что крупные сражения, которые могли дать большое количество пленных, закончатся уже в августе, то дальнейшие размышления об их судьбе можно отнести на оставшееся до зимы время. Поскольку таким образом ничем не ограниченная военная победа не вызывала никаких сомнений, то считалось возможным действовать в деле достижения главной цели без политической осторожности. Полная победа в силу собственного превосходства делала излишним поиск союзников среди восточных народов, а до её достижения главной целью как политического, так и военного руководства оставалось устранение всех потенциальных противников. Когда в военном руководстве ещё только составлялись планы для территорий на Востоке на ближайшее будущее, то определённую роль при этом играло то, что от этой быстрой победы ожидалось решительное укрепление позиций вермахта и осуществление иллюзорных устремлений укротить консервативных партнёров Гитлера по 1933 г.; в военном руководстве полагали, что тогда они смогут оказать решающее влияние на «переустройство восточного пространства» в духе собственных «реалистических» военных целей.
Кроме того, установка на молниеносную победу привела к тому, что имеющаяся наверное в каждом военном руководстве скрытая тенденция подчинять принципы международного военного права так называемой «военной необходимости» трансформировалась в самоуправство. То, что международные военно-правовые обязательства относительно Советского Союза были неясны, при этом не играет в качестве аргумента никакой роли, ибо в источниках нигде не делается акцент на этом неясном правовом положении. С убеждением в том, что международные военно-правовые нормы, предписывающие при ведении войны уважительное отношение к гражданскому населению и военнопленным, являются всего лишь неприятной помехой для требуемого быстрого Проведения операций и обеспечения безопасности войск, военное руководство, - не говоря уже о сложившемся идеологическом согласии по этому вопросу, - поддержало направленные на уничтожение цели национал-социалистского руководства100.
Если сделать вывод из решений, принятых на подготовительном этапе разработки операции «Барбаросса», то можно установить, что тем самым были созданы основы для массового истребления айнзацгруппами гражданского населения на оккупированных территориях Советского Союза и массовой смертности советских пленных. Но даже и в этот период такой результат не был абсолютно неизбежен. Всё в решающей степени зависело от того, как высшее, среднее и низшее войсковое командование воспользуется оставшимися у него возможностями.
VI. «УНИЧТОЖЕНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ»
В связи с быстрым продвижением вперёд германских войск и упорной обороной советского руководства, которая давала возможность вермахту окружить крупные соединения войск противника, в первые месяцы войны советские войска массами попадали в плен к немцам. По прошествии 3-х недель войны к И июля насчитывалось уже 360000 пленных1, а к середине декабря их было уже 3,35 млн. человек2. Чтобы дать картину распределения по времени и месту поступления этих масс пленных, назовём важнейшие битвы, завершившиеся окружением3:
Дата
Группа армий «Север»
Группа армий «Центр»
Группа армий «Юг»
Места окружений
9.07.41
323000
Белосток - Минск
Начало августа
103000
Умань
5.08.41
348000
Смоленск - Рославль
20.08.41
50000
Гомель
23.08.41
18000
оз. Ильмень
Конец августа
30000
Великие Луки
4.09.41
11000
Эстония
Середина сентября
35000
Демянск
26.09.41
665000
Киев
Конец сентября
20 000
Луга - Ленинград
10.10.41
100000
Мелитоцоль - Бердянск
14.10.41
662000
Вязьма - Брянск
16.11.41
100000
Керчь
Итого
84000
1413000
968000
Всего 2 465 000
Обращение с пленными с первого дня нападения осуществлялось в соответствии с отданными приказами. Выполнение плана «Барбаросса», приказа о комиссарах и «директив о поведении войск в России» привело к тому, что сопротивление советских войск с самого начала до предела усилилось, а в национал-социалистском руководстве появилось ожесточение, что опять-таки повысило готовность германских солдат к выполнению «преступных приказов», ибо, казалось, подтверждается то, что с самого начала утверждала германская пропаганда4.
VI. «Уничтожение мировоззрения»
87
1. Выполнение приказа о комиссарах
Уже говорилось, что после войны приказ о комиссарах привлёк к себе гораздо большее внимание, чем другие аналогичные приказы, отданные во время войны на истребление и исполнявшиеся вермахтом. Во время процесса над ОКВ все обвиняемые военные руководители оспаривали тот факт, что комиссары расстреливались на основании отданного ими приказа о комиссарах. После того как на процессе было опровергнуто утверждение, будто приказ вообще не передавался в войска, они прибегли к заявлению, что имеющиеся сообщения о расстрелах были якобы вымышлены для того, чтобы имитировать выполнение приказа5. По словам обвиняемых генералов, командующие армиями и группами армий вопреки указаниям ОКХ якобы уклонялись от выполнения приказа.
Этот довод защиты преобладал в военно-исторической литературе или ограничивался лишь в незначительной степени6. Вслед за Гансом-Адольфом Якобсеном, который так же, как и Улих в ещё большей степени ограничил это довод защиты, можно с уверенностью предположить,
что определённая часть действующей армии последовательно выполняла приказ.
Однако некоторые пытались его обходить, а некоторые вообще его не выполняли,
как то доказывают последующие отборы комиссаров в лагерях для военнопленных7.
Правда, при более тщательном анализе доводы, приводимые им и Улихом о невыполнении приказа, оказываются не столь убедительными8. Так что следует предположить, что приказ всё-таки исполнялся в большинстве дивизий Восточного фронта, что, конечно, не означает, будто те дивизии, которые давали рапорт о его выполнении, последовательно исполняли его вплоть до последней кампании9. Несомненным является невыполнение приказа только в 17-й танковой дивизии, находившейся в распоряжении генерал-лейтенанта Ганса-Юргена фон Арнима10. Интерес войскового командования к выполнению приказа настолько вырос, что штаб одной из групп армий сделал в ОКХ запрос,
следует ли рассматривать политических помощников (политруков) в качестве политических комиссаров в смысле «директивы об обращении с политическими комиссарами» и обращаться с ними соответственно.
Доктор Латман, старший советник военной юстиции при генерале для особых поручений при главнокомандующем сухопутных сил, передал 16 августа этот запрос в отдел «L» Варлимонту с просьбой «как можно скорее разъяснить этот вопрос»11. Руководство вермахта в подписанном Йодлем документе постановило, что политруков следует рассматривать «как политических комиссаров... и обращаться с ними соответственно»12.
Этот случай весьма показателен. Так, в приказе о комиссарах политруки вообще не были упомянуты. А теперь соответствующая группа армий, равно как и руководство сухопутных сил сами содействовали тому, чтобы группа политруков, которая была гораздо многочисленнее группы комиссаров, также была включена в акции, направленные на уничтожение. Ответственность за это решение была переложена на верх, хотя в той ситуации от руководства вермахта не могли ждать иного решения. Если бы войсковые командиры были настолько заинтересованы
88
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
в невыполнении приказа, как они это утверждали после войны, то они молчали бы в этом случае. Этот случай является примером того, что до радикализации дело дошло благодаря тому, что подчинённые ведомства поставили руководство перед необходимостью выбора, причём постоянно принимались самые радикальные из представленных к решению вариантов. В данном случае, правда, решение руководства вермахта лишь санкционировало задним числом то, что часть войск и так осуществляла по собственной инициативе: по крайней мере в 3-й танковой группе (командующий генерал-полковник Герман Гот) расстрелы политруков, -в которых принимал участие также штаб группы13, - изначально считались решённым делом14.
Запрос со стороны ОКХ в штаб оперативного руководства вермахта доказывает, что руководство сухопутных сил было отнюдь не так равнодушно к выполнению приказа о комиссарах, как это утверждали после войны фон Браухич и начальник генерального штаба Гальдер. Напротив, это совершенно очевидно доказывает обратное, а именно, что руководство сухопутных сил проявляло в этом вопросе очень активную заинтересованность. Уже в своём докладе перед начальниками разведывательных отделов армий и армейскими судьями в Варшаве 10 июня генерал для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами, генерал-лейтенант Мюллер требовал выполнения приказа о комиссарах: «Носителей вражеской идеологии следует не сохранять, но уничтожать»15. В беседе с начальником разведотдела группы армий «Север» и офицером абвера разведотдела тылового района группы армий «Север» 10 июля Мюллер вновь сослался на приказ о комиссарах и «по поручению господина главнокомандующего сухопутными силами» обратил внимание на то, что из-за быстрого продвижения линии фронта «ряд политических комиссаров Красной Армии после снятия своих знаков отличия могут не узнанными оказаться в лагерях для военнопленных»; по этой, мол, причине лагеря следует постоянно проверять16. Опасения фон Браухича, что комиссары могут не узнанными попасть в лагеря для военнопленных, а тем самым, возможно, и на территорию рейха, отразились и в приказе генерал-квартирмейстера от 24 июля 1941 г., который также отдал принципиальные директивы об обращении с национальными и расовыми меньшинствами, ранеными пленными, об эвакуации и использовании труда советских пленных17. Согласно этим директивам в лагерях прифронтовой зоны следовало «срочно [...] «отобрать» политически нежелательные и подозрительные элементы, комиссаров и подстрекателей»:
После решения со стороны коменданта лагеря с ними следует поступать согласно отданным особым распоряжениям [то есть согласно приказу о комиссарах и плану «Барбаросса»]. Участие айнзацкоманд полиции безопасности и СД в лагерях для военнопленных прифронтовой зоны при этом не предусматривается. Это означало, что даже тогда, когда комиссары оставались не узнанными или войска их просто пожалели, - а это, как уже говорилось, было возможно только там, где в узком кругу существовало единодушие или где у войск из-за большого количества пленных не оставалось времени на розыски, - то и тогда у них не оставалось шансов на выживание. В лагерях для военнопленных их благодаря шпионам вскоре выявляли «и поступали с ними согласно особому распоряжению» [то есть согласно приказу о комиссарах]18, а иногда «передавали службе безопасности
VI. «Уничтожение мировоззрения»
6165
89
для дальнейшего разбирательства»19, - вопреки приказу ОКХ от 24 июля, который это категорически запрещал! Комиссары, взятые в плен немецкими союзниками, также не были в безопасности. По приказу 11-й армии румынские войска передавали немцам «политических комиссаров, подстрекателей и нежелательные элементы»20.
Между тем с самого начала войны на Востоке руководство вермахта старалось посредством соответствующих ухищрений в области пропаганды добиться от войск выполнения «преступных приказов»21. Изданные отделом пропаганды ОКВ рекомендации к войскам мало чем отличались по своей антисемитской и антибольшевистской агитации от прессы Геббельса. Постоянно внушалось, что с нападением на Советский Союз напрямую связано спасение Германии от ада, от самого страшного на земле варварства, еврейско-русского большевизма, «позора всех культур». С помощью аргумента о том, что, мол, в результате этого крестового похода будут уничтожены «красные безбожники», не преминули привлечь к войне также консервативных и религиозных солдат, которые иначе могли бы дистанцироваться от режима. В рекомендациях к войскам говорилось, что большевик - это нигилист; у него нет ценностей, убеждений, он ни во что не верит, он бесхарактерен: «Русско-еврейский большевизм основывает своё господство на терроре и на разрушении всех духовных ценностей»22. Стремлению «доказать» связь большевизма с еврейством соответствует картина, изображавшая комиссаров следующим образом:
То, что они большевики, поймёт каждый, кто хотя бы раз глянул в лицо красного комиссара. Здесь более не нужны теоретические дискуссии. Назвать черты этого по большей части еврейского отребья звериными, значило бы оскорбить зверя. Они - воплощение всего адского, олицетворение бессмысленной ненависти против всего благородного человечества. В образе этих комиссаров мы видим мятеж недочеловеков против благородной крови. Массы, которые они всеми средствами холодного террора и бессмысленного подстрекательства гонят на смерть, принесли бы конец всей осмысленной жизни, если бы этому в последний момент не помешало наше вторжение23.
Метод был прост: противник объявлялся не только в расовом, но и в моральном плане неполноценным преступником. С другой стороны, каждому солдату внушалось, что он - представитель «благородной крови» и прямая обязанность, моральный долг этой благородной крови заключается в том, чтобы отвратить эту угрозу путём уничтожения комиссаров.
Как эта пропаганда отражалась в фронтовых газетах, точно установить нельзя. Однако те листовки, которые войска направляли советским солдатам, полностью соответствовали этой линии:
Бейте еврейских комиссаров, их морда требует кирпича!
Бейте евреев! Бейте их, палачей, комиссаров, не верьте лжецам, политическим руководителям! [...] Переходите к нам!
Убивайте всех комиссаров и евреев! Они - ваше несчастье, ваша погибель!24.
В пропагандистских листовках к Красной Армии и к гражданскому населению неоднократно обращались с призывами уничтожать комиссаров, - с идеологически обоснованным ожиданием, что советские солдаты, «которых якобы только комиссары заставляют сражаться», будут приветствовать вермахт как своего рыцаря-освободителя и перебегать на его сторону. Так, призыв 11-го армейского корпуса
90
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
к украинцам начать сбор урожая, включал в себя такое дополнение: «Виновные в вашей нищете комиссары устранены»25. Однако эта идеологически обоснованная надежда была обманчивой. По мере того, как становилось известно о расстреле комиссаров и ужасающем обращении с советскими военнопленными, сопротивление Красной Армии росло:
Особое обращение26 войск с политическими комиссарами вскоре стало известно русской стороне и привело к усилению воли к сопротивлению. Чтобы избежать утечки информации, «особое обращение» можно было бы осуществлять в лагерях, расположенных глубоко в тылу. Большинство пленных красноармейцев и офицеров верило в это «особое обращение», о котором они узнавали из служебных приказов и от сбежавших политических комиссаров. [...]
Указывалось, что политические комиссары были волевыми носителями большевистской идеи. Духовное влияние охваченных ими войск было огромно. Упорное сопротивление большевистских войск, видимо, следует объяснить в первую очередь их подстрекательством, ибо огромное множество солдат верит, что им остаётся только один выбор - или пасть в бою, или быть замученными в плену немцами. В первые недели войны политические комиссары и офицеры попадали в плен лишь в очень малом количестве. До начала августа во всей зоне ответственности группы всего 170 политических комиссаров (в войсках) были взяты в плен и, согласно донесениям армейских корпусов, устранены27, как особо опасные. Выполнение приказа не является проблемой для войск28.
Усиление советского сопротивления вследствие выполнения приказа о комиссарах привело к тому, что войсковое командование по мере того, как таяли надежды на молниеносную победу, стало требовать отмены приказа о комиссарах29. По этому поводу генерал для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами, генерал-лейтенант Мюллер направил 23 сентября в ОКВ соответствующее предложение:
Прошу проверить необходимость выполнения приказа о комиссарах в прежней редакции ввиду изменения ситуации. От командующих, командиров и отдельных частей поступают сообщения, что ослабление боевого духа русской стороны можно было бы добиться, если бы комиссарам, которые несомненно являются главными носителями ожесточённого и озлобленного сопротивления, облегчили путь к прекращению борьбы, сдаче или переходу на нашу сторону. Тогда как в настоящее время ситуация такова, что комиссар знает, что его в любом случае ожидает смерть; поэтому подавляющее большинство их сражается до последнего и принуждает к ожесточённому сопротивлению с использованием самых грубых средств также красноармейцев.
Именно при нынешнем положении дел, когда вследствие высоких потерь, истощения притока духовных и материальных сил и смешения соединений с русской стороны повсеместно начинает проявляться неуверенность в управлении войсками, ослабление общего духа борьбы путём ломки сопротивления комиссаров могло бы принести значительные успехи и при определённых обстоятельствах сберечь много крови.
[...]
VI. «Уничтожение мировоззрения»
6*
91
Главнокомандующий сухопутными силами также полагает, что соображения, которые ему лично были представлены во всех группах войск, с военной точки зрения заслуживают внимания и представляют целесообразность пересмотра прежней практики обращения с комиссарами30.
Это предложение было представлено Варлимонтом Йодлю, а тот в свою очередь представил его 26 сентября Гитлеру, после чего заметил: «Фюрер отказался от каких-либо изменений уже существующей редакции приказа об обращении с политическими комиссарами»31. Приказ о комиссарах по-прежнему оставался в силе и был отменён только весной 1942 года, когда изменившаяся военная обстановка заставила отказаться от «политического» ведения войны. До тех пор он и дальше выполнялся в войсках, хоть, как кажется, и не в таких масштабах, как прежде32.
2. Расширение акций по «уничтожению противника»
В самой тесной связи с приказом о комиссарах стоит следующее решение руководства вермахта, которое под лозунгом «уничтожения мировоззрения» привело к очередной радикализации приказов об истреблении. 17 июля начальник PCX А, группенфюрер СС Рейнхард Гейдрих издал «особый приказ № 8» с «директивами относительно чистки лагерей военнопленных, в которых содержались русские»33. Согласно этому приказу «айнзацкоманды полиции безопасности и СД»34 должны были «отбирать» и ликвидировать большие, строго определённые группы военнопленных. Сначала эта акция должна была ограничиться лишь лагерями военнопленных на территории I корпусного округа (Восточная Пруссия) и генерал-губернаторства, ибо советские военнопленные должны были размещаться только там. К начальникам служб содержания военнопленных в I корпусном округе и генерал-губернаторстве были направлены особые «чиновники связи», которые должны были обеспечить выполнение директив и «надлежащую связь с учреждениями вермахта». Это служит доказательством того, сколь сильно в то время Гейдрих стремился избежать осложнений с вермахтом и обеспечить их совместные действия в деле «уничтожения противника»35.
Сотрудничество с задействованными учреждениями вермахта, то есть с начальниками служб содержания военнопленных и комендантами лагерей, осуществлялось на основании приказа отдела по делам военнопленных в ОКБ36, который был добавлен к «особому приказу» в качестве 1-го приложения. Этот приказ, дававший задействованным учреждениям вермахта указания относительно их образа действий при намеченном «отборе», был выдержан целиком в духе «политической солдатчины» и ещё более, чем план «Барбаросса» и приказ о комиссарах, показывает, в какой мере руководство вермахта было готово сделать вермахт послушным инструментом в идеологической войне на уничтожение.
Во вступлении было указано намерение руководства вермахта: Вермахт должен срочно освободиться от всех тех элементов среди военнопленных, которые признаны движущими силами большевизма. Особое положение войны на Востоке требует и особых мер, которые с полным осознанием ответственности должны быть проведены независимо от бюрократических и административных влия
92
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
ний37. В то время, как прежние предписания и приказы службы по делам военнопленных исходили исключительно из военных соображений, теперь должна быть достигнута политическая цель - защитить немецкий народ от большевистских подстрекателей и как можно прочнее удержать в наших руках оккупированные территории38. Ради достижения этой цели персоналу вермахта в лагерях военнопленных надлежало произвести «грубое деление» пленных на 5 категорий:
1. Гражданские лица;
2. Солдаты (также те, которые переоделись в гражданскую одежду);
3. Политически нежелательные элементы из 1-й и 2-й категорий;
4. Лица из 1-й и 2-й категорий, которые кажутся достойными доверия и потому могут быть использованы на оккупированных территориях;
5. Этнические группы среди гражданских лиц и солдат.
Дальнейший «отбор» среди лиц 3-й и 4-й категорий осуществляли «специально обученные» карательные команды, которые находились «в распоряжении рейхсфю-рера СС...» и получали указания от Гейдриха. Комендантам лагерей не предоставлялось большой свободы в принятии решений:
Комендантам, особенно офицерам абвера, вменялось в обязанность самое тесное
сотрудничество с карательными командами.
Решение о «подозрительных», - к которым «зачастую» относили также офицеров, - должна принимать айнзацкоманда, которой по её «просьбе» должны были передаваться и другие лица. Отказать в такой «просьбе» можно было лишь в том случае, если к таким лицам проявлял интерес абвер39. К этническим группам, которые должны были быть отделены друг от друга, относились украинцы, белорусы, поволжские немцы и другие. Пленные евреи вообще не были упомянуты. Но, так как помимо этого «азиаты» и военнопленные, говорящие на немецком языке, считались нежелательными для эвакуации на территорию рейха, то из этого можно сделать вывод о том, что относительно их судьбы уже поступили другие указания40. Особенно ясно это вытекает из добавленных в качестве 2-го приложения директив Гейдриха для айнзацкоманд, «о которых было поставлено в известность ОКВ, а через него также командующие и коменданты лагерей»41.
В этих директивах Гейдрих обращал внимание команд на самое тесное сотрудничество с комендантами лагерей, поскольку в журналах разыскиваемых лиц регистрируется, мол, «лишь очень незначительная часть признанных опасными русских», а коменданты могут собрать полезные сведения «в ходе слежки и допросов пленных». Особое внимание обращалось на использование шпионов, даже из коммунистов, чтобы «шаг за шагом выявлять среди пленных все подлежащие исключению элементы». Такими подлежащими исключению элементами признавались:
- все значительные государственные и партийные деятели, в особенности профессиональные революционеры;
- деятели Коминтерна;
- все авторитетные деятели ВКП(б) и её дочерних организаций в ЦК, обкомах и райкомах;
- все народные комиссары и их представители;
- все бывшие политические комиссары Красной Армии;
- руководящий состав центральных и местных органов власти;
VI. «Уничтожение мировоззрения:
93
Следующее собрание доказательств выполнения приказа о комиссарах не является результатом систематического, интенсивного поиска - здесь использована лишь малая часть Нюрнбергских обвинительных документов серии NOKW, а также лишь небольшая часть имеющихся в ВА/МА документов разведывательных отделов действовавших на Восточном фронте соединений.
Зона ответственности
Соединение
Период
Содержание источника
Источник
1. Группа армий «Север»
Группа армий «Север»
2.07.1941
Начальник штаба группы армий «Север» призвал 4-ю танковую группу, 16-ю и 18-ю армии, а также командующего 101-м тыловым районом (= тыловым районом группы армий «Север») не расстреливать комиссаров задним числом из уже выстроенных подразделений
NOKW-3136
4-я танковая группа
8.07.1941
До сих пор был расстрелян 101 комиссар, в том числе:
NOKW-1674
41-й танк, корпус (Рейнхард)
97
56-й танк, корпус (фон Манштейн)
4
4-я танковая группа
19.07.1941
Расстрелян ещё 71 комиссар
Trials, XI, 597
18-я армия
1-й арм. корпус
21.07.1941
Расстрелян 1 комиссар
NOKW-1328
16-я армия
28-й арм. корпус 2-й арм. корпус
22.06.1941 26.07-2.08.1941
Первое сообщение по 16-й армии о расстреле одного комиссара Расстреляны 6 комиссаров
Trials, X, 128 NOKW-2148
16-я армия
1-й арм. корпус 2-й арм. корпус 39-й арм. корпус
12.10-15.11.1941 1.11 1.11 2.11
Расстреляно 20 комиссаров и политруков
2
2
7
NOKW-1349 NÖKW-2288 NOKW-2148 NOKW-2148
16-я армия
1-й арм. корпус 227-я пех. див.
16.11-15.12.1941 17.11.1941 31.12.1941
3 1
1 политрук
NOKW-1325 NOKW-2148 NOKW-1346
Тыловой район группы армий «Север»
281-я охр. див.
19.12.1941
Расстреляно 2 комиссара
NOKW-2154
2. Группа армий «Центр»
2-я армия
53-й арм. корпус 167-я пех, див. 9-й арм. корпус
до 5.07.1941 до 8.07.1941 30.06-8.07
Расстреляно 14 комиссаров Расстрелян 1 партийный секретарь Расстреляно 6 комиссаров
NOKW-2263
2-я армия
25.07-4.08.1941
Расстреляно 99 комиссаров
NOKW-2396
4-я армия
29.06.1941
Начальник разведывательного отдела 4-й армии потребовал по радио ориентировочных сведений к 1 июля 1941 г. «по делу политических комиссаров». Разведывательный отдел 13-го армейского корпуса сообщил 30 июня, что подчинённые ему подразделения не брали в плен комиссаров
NOKW-2479 ВА/ MA XIII. АК/ 18225/3
9-я армия
582-й тыловой
район 582-й тыловой
район
35-я пех. див.
сент. 1941 июнь (?) 1941
июнь/ноябрь 1941
В район OK 1/593 расстреляно несколько комиссаров
В приложении к приказу коменданта 582-го тылового района № 82 предписано расстреливать комиссаров после допроса Опытный отчёт разведывательного отдела дивизии: О расстрелах комиссаров узнал враг, в том числе благодаря пропагандистским листовкам немецких войск; более целесообразно
NOKW-1326
BA/MA RH 23/v. 236
NOKW-2356
94
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
было бы производить расстрелы в специальном лагере при [5-м] корпусе
6-й арм. корпус
март 1942
1 политрук
Отчёт о деятельности 580-го батальона полевой
жандармерии, 1.01-31.03. 1942,
АОК 9/18989/6
3-я танк, группа
20-я танк, див., в составе 39-го арм. корп.
до начала августа 1942
Расстреляно 170 комиссаров
Отчёт разведывательного отдела 3-й танк, группы, янв. - июль 1941, PzAOK 3/13119/1 (= NOKW-1904)
17 июля 1941
22/23 июня 1941 5-18.07.1941
2 комиссара задержаны штабом 3-й танковой
группы и расстреляны
2
20
NOKW-2283 Trials, XI, 582
Тыловой район группы армий «Центр»
август 1941 г. и далее
Выявленные в лагерях для пленных комиссары были подвергнуты «соответствующему обращению»
RH 22/v. 205
230-й пересыл.
лагерь 127-й пересыл. лагерь в Орше 155-й пересыл.
лагерь
январь 1942 сент. 1941 21.08.1941
Со времени существования лагеря в СД были переданы 200 евреев и 50-60 комиссаров 15 комиссаров переданы в СД
По меньшей мере 125 комиссаров подвергнуты «предписанному обращению»
RH 22/y. 220
3. Группа армий «Юг»
Гр. армий «Юг»
99-я лёгкая див. (в непосредств. подчинении гр. армий)
27.06.1941 30.06.1941
Расстрелян 1 комиссар
Командир дивизии приказал расстреливать всех пленных за исключением украинцев
NOKW-1294
6-я армия
17-й арм. корпус (62-я и 298-я пех. див.)
25/26.09.1941
Расстреляны 13 комиссаров
NOKW-1302
62-я пех. див.
[10.110.1941
Приказ о комиссарах подкреплён ссылкой на приказ командующего 6-й армией фон Рейхе-нау от 10 октября 1941 г.
NOKW-1318
Тыловой район группы армий «Юг»
62-я пех. див.
24.11.1941
Расстреляны 2 комиссара и 24 еврея
NOKW-1291
11-я армия
лето 1941
Листовка с призывом к украинцам начинать сбор урожая: «Виновные в вашей бедности комиссары устранены»
BA/MA RH 19 VI/ 405
3,08.1941
Обер-квартирмейстер 11-й армии в приказе №472/41 распорядился, чтобы союзные войска передавали немцам политических комиссаров, подстрекателей и «нежелательные элементы»
указ. соч.
553-й тыловой район
лето 1941
В тыловом районе армии комиссары после допроса были расстреляны (донесение гарнизонной комендатуры)
RH 23/v. 66
17-я армия
182-й пересыл. лагерь в Умани
13/15.08.1941
30-40 комиссаров были «устранены»
AOK 17/ChdSt. v. 13.08.1941. AOK
17/OQu. v.
15.08.1941
17-я армия
ноябрь 1941
Приказ разведывательного отдела 17-й армии №4055/41 секр. от 25 ноября 1941 г.: в возведённом армией концлагере комиссары подлежали «особому обращению»
AOK 17/14499/18. AOK 17/14499/51
Тыловой район группы армий «Юг»
454-я охр, див.
14.10.1941
Комиссары были расстреляны после допроса
Отчёт 454-й охр.
див. от 14.10.1941, RH 22/v. 7
VI. «Уничтожение мировоззрения»
95
- руководящий состав экономической жизни;
- советско-русская интеллигенция;
- все евреи;
- все лица, относительно которых установлено, что они подстрекатели или фанатичные коммунисты42.
Руководители айнзацкоманд должны еженедельно представлять отчёт в РСХА, причём сообщать как о количестве «лиц, признанных явно подозрительными», так и о «лицах, находящихся вне подозрений». Это осуществлялось, очевидно, для того, чтобы посредством средних показателей иметь возможность контролировать работающие «небрежно» команды. Затем от РСХА поступали распоряжения о расстреле отобранных пленных, причём Гейдрих настаивал на их тайном осуществлении: Казни нельзя проводить в лагере или в непосредственной близости от лагеря. Если лагеря находятся в непосредственной близости от границы, то проведение особого обращения с пленными следует проводить по возможности на бывшей советско-русской территории43.
Последний абзац директив опять-таки содержал ссылку на намерение Гейдриха свести к минимуму разногласия с вермахтом, чтобы из-за критики со стороны вермахта не поставить под сомнение запланированные акции:
Безупречное поведение на службе и вне её, отличное взаимопонимание с комендантами лагерей, тщательная проверочная работа вменяются в обязанность руководителей айнзацкоманд и всего личного состава44.
Как появились эти решения, согласно которым в руки расстрельных команд должны были попасть сотни тысяч военнопленных, нельзя выяснить в точности. Начальник общего управления ОКВ, генерал-лейтенант Рейнеке, заключивший соглашение с Гейдрихом45, заявил во время процесса над ОКВ, что до сентября 1941 г., когда приказы были переработаны во всех отношениях, он якобы ничего не знал ни о приказе о комиссарах, ни об «отборе» и связанных с ним расправах. Более того, он будто бы вынужден был перенять эту практику из зоны ответственности ОКХ, где она применялась уже с июля 1941 г.46 Такое заявление переворачивает ход событий с ног на голову. Из сохранившегося проекта директив Гейдриха для айнзацкоманд от 28 июня 1941 г., который уже содержал все важнейшие положения, вытекает, что РСХА в это время уже вело переговоры с отделом по делам военнопленных в ОКВ и что между ними уже тогда существовало принципиальное согласие47. Вступившие в силу 17 июля директивы Гейдриха были изменены всего в нескольких пунктах. По сравнению с проектом более сильно подчёркивалась обязанность команд поддерживать самый тесный контакт с задействованными учреждениями вермахта. Наряду с этим было отмечено, что команды должны выявлять «казавшиеся надёжными элементы» для «восстановления оккупированных территорий» и для диверсионной работы. Новым был следующий тезис:
Если проведения казней требуют интересы лагерной дисциплины, руководитель айнзацкоманды должен обратиться по этому поводу к коменданту лагеря48. Наконец, новым был уже приведённый выше тезис о том, что командам вменяется в обязанность «безупречное поведение» и «отличное взаимопонимание с комендантами лагерей».
96
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
Эти изменения были выторгованы предположительно на заключительном совещании в середине июля, которое состоялось вероятно 16 июля и в котором наряду с Рейнеке приняли участие также начальник IV управления РСХА, бригаден-фюрер СС Генрих Мюллер («Гестапо-Мюллер»), начальник отдела по делам военнопленных, подполковник Брейер и в качестве представителя управления разведки и контрразведки полковник Эрвин Лахузен49. Лахузен сообщил Нюрнбергскому трибуналу, что Рейнеке на этом совещании в сущности поддержал точку зрения Мюллера и Кейтеля и заявил, что казни - справедливы и необходимы, ибо речь идёт о борьбе 2-х типов мировоззрения; эту позицию, мол, следует разъяснить вермахту и офицерскому корпусу, «которым, по-видимому, до сих пор присущи идеалы ледникового периода, но никак не национал-социалистской современности»50. Сохранившиеся источники не дают повода усомниться в этом заявлении Лахузена. Рейнеке определённо принимал самое активное участие в разработке директив отдела по делам военнопленных от 17 июля51. Заявление Лахузена подтверждается к тому же ещё одним источником, который позволяет объяснить согласие Рейнеке с позицией РСХА. После многонедельной инспекционной поездки по недавно оккупированным территориям, - в том числе по непосредственно подчинённой ОКХ прифронтовой зоне! 52- Рейнеке провёл 4 сентября 1941 г. в Варшаве совещание с начальниками служб содержания военнопленных, окружными комендантами по делам военнопленных, - в том числе в зоне ответственности ОКХ, - и комендантами лагерей. При этом Рейнеке объявил среди прочего следующее53:
Совместную работу [с айнзацкомандами] в целом следует признать успешной. А если местами и случались конфликты, то это в порядке вещей. Принципиально, чтобы СД следовала предписанным ей директивам [курсив мой]. Целесообразно, чтобы там, где могут возникнуть расхождения во мнениях, коменданты пересыльных лагерей вступали в контакт с СД.
После этого Рейнеке рассматривал своё положение относительно РСХА как целиком равноправное, если не более весомое.
Приказом от 17 июля была достигнута последняя степень радикализации приказов об уничтожении противника по мотивам мировоззрения, совершенствуемых с марта 1941 г. Отсутствие сопротивления предыдущим приказам по уничтожению позволило Гитлеру постоянно выдвигать всё новые и новые требования. При этом не исключена возможность того, что Гитлер в данном случае вообще не оказывал никакого влияния и что приказ появился по чьей-то инициативе из общего управления ОКВ и РСХА, где задействованные офицеры «под свою ответственность» работали над усовершенствованием методов «уничтожения противника».
Гейдрих и Рейнеке могли быть уверены в том, что запланированные меры в принципе с пониманием будут встречены в других политических кругах. Другой вопрос, будут ли одобрены также и методы их проведения. После обсуждения всеми заинтересованными сторонами вопроса об использовании труда советских военнопленных на территории рейха 4 июля 1941 г., будущий начальник отдела «Кавказ» имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий профессор фон Менде обобщил условия ведомства Розенберга относительно использования труда пленных следующим образом: «Не будет никаких возражений, если это использование будет осуществляться в закрытых, то есть находящихся под
VI. «Уничтожение мировоззрения»
97
строгим контролем колоннах и если все политические комиссары и руководящие партийные, а также комсомольские деятели54 будут устранены»55. Ещё более чётко связь с перспективами на будущее, которые существовали в ведомстве Розенберга, прослеживается в другом отчёте, а именно в отчёте чиновника связи министра иностранных дел Риббентропа при Розенберге, полномочного советника посольства Гроскопфа о совещании, состоявшемся в середине июле в ведомстве Розенберга. На нём были изложены результаты проверки стационарного лагеря для советских пленных в Хаммерштейне (Померания). При этом было критически замечено, что вера пленных в СССР поколеблена лишь частично и что «активисты» держат пленных под контролем и запугивают:
Устранение этих советских «активистов», которые представлены во всех званиях, [...] могло бы способствовать отрыву пленных от советизма, а также тому, чтобы сделать из них полезный, нетребовательный в материальном и податливый в духовном отношении рабочий инструмент. При этом, кроме более менее удовлетворительного питания и при всей необходимой строгости, следует применять к ним такое обращение, которое воспринималось бы как справедливое и достойное человека56.
При этом в национал-социалистском руководстве большую роль играла не только мысль сделать советское население безэлитным и легко манипулируемым народом рабов, но и мысль предотвратить посредством ликвидации всех «фанатичных коммунистов» любую коммунистическую агитацию среди немецкого населения и соответственно опасность сеяния «настроений». Во время другого совещания по вопросу «отбора» в начале сентября Рейнеке вновь подчеркнул необходимость этих мероприятий. Перед этим Геринг настойчиво заявлял ему: «Нам не хватает ещё, чтобы теперь во время войны немецкие рабочие благодаря соприкосновению с военнопленными оказались заражены большевизмом»57.
Выполнение приказов осуществлялось с уничтожающей эффективностью. Вслед за «особым приказом № 8» от 17 июля начальник гестапо Мюллер издал 21 июля «особый приказ № 9», согласно которому в лагеря для советских военнопленных, расположенные в отдельных районах территории рейха, в Восточной Пруссии и генерал-губернаторстве откомандировывались команды58. Так как вскоре после этого советские военнопленные в постоянно возрастающем количестве перемещались в лагеря по всей территории рейха, то Мюллер издал 27 августа распоряжение всем бюро гестапо на территории рейха постоянно следить за тем, не имеются ли в зоне их компетенции такие пленные и, если имеются, тут же «посылать туда айнзацкоманды для чистки лагерей»59. С тех пор транспорты, в которых «нежелательные» пленные доставлялись в концентрационные лагеря для уничтожения, не прекращались до конца войны.
Формально процесс «отбора» осуществлялся следующим образом: После того как айнзацкоманды отбирали «нежелательные элементы», - на основании общего перечня «врагов» и при крайнем произволе, - они через соответствующее бюро гестапо направляли в отдел IV А 1 с РСХА список с фамилиями в качестве «заявки на проведение казни». Управляющий делами отдела60 представлял затем соответствующий приказ о проведении казни на подпись начальнику гестапо Мюллеру. Один экземпляр этого приказа направлялся в лагерь для пленных, который формально,
98
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
No comments:
Post a Comment