8 Кристиан Штрайт Они нам не товарищи

только в середине декабря 1941 г. издали директивы о борьбе с сыпным тифом. Предписанные меры поначалу распространялись лишь на тех пленных, которых собирались отправить на территорию рейха. Здесь были предъявлены следующие крупные требования:

Лагеря должны быть хорошо и целесообразно оборудованы. Размещение должно быть просторным. Успехи дезинсекции не должны быть поставлены под сомнение примитивными условиями размещения347.

Ввиду сложившихся в лагерях отношений эти распоряжения выглядят почти как насмешка, поскольку даже для лагерей военнопленных в генерал-губернаторстве, чьё положение стало известно в ОКВ самое позднее 19 октября™ и снабжение которых, учитывая ситуацию с транспортом, можно было бы организовать легче всего, практически ничего не было сделано. Насколько пленные вообще уже находились в «зимних лагерях», они размещались на очень узком пространстве. Они вынуждены были спать на 3-х и 5-ти ярусных деревянных нарах, шерстяных одеял им не давали; они могли радоваться, если получали бумажные, набитые газетной бумагой, стружками или соломой «спальные одеяла»349. В сентябре Рейнеке потребовал в целях профилактики сыпного тифа приучать пленных «к повышенной чистоплотности с помощью соответствующих разъяснений и средств»350. Однако бани только в очень немногих случаях соответствовали самым примитивным требованиям, при проведении дезинсекции пленные получали одно полотенце на двоих351, а мыло можно было выдавать только в самом ограниченном количестве: «Всякое слишком щедрое и великодушное снабжение наносит вред общему обеспечению вермахта и родины»352. Ясно, что эти условия, а также голод, истощение и нехватка витаминов свели на нет способность организма пленных к сопротивлению инфекции и создали наилучшие предпосылки для распространения сыпного тифа. Если в начале лета 1942 г. удалось, наконец, поставить эпидемию под контроль, то прежде всего потому, что вследствие массовой смертности питание и размещение пленных стали лучше. Действительно эффективные контрмеры удалось принять только в мае-июне 1942 г.353

В какой мере политико-идеологические расчёты в конце концов одержали верх над военно-экономическими соображениями, ясно видно благодаря ещё одному факту. Международный Комитет Красного Креста примерно в начале декабря 1941 г. предложил Рейнеке организовать обеспечение продовольствием и одеждой из США немецких пленных в Советском Союзе и советских пленных в Германии, а также приобрести вакцину против сыпного тифа для советских пленных в Германии354. Это предложение было поддержано Рейнеке, а также министром пропаганды Геббельсом, ибо надеялись, что таким образом удастся без переговоров и без политических уступок облегчить судьбу немецких пленных в СССР, что было весьма желательно «с точки зрения воздействия на настроения населения». Кроме того, Рейнеке учёл «материальную сторону» снабжения советских пленных из-за границы. Однако Гитлер в начале января категорически отклонил это предложение, хотя сам же за несколько дней до того в своём приказе назвал «использование советских военнопленных в оборонной и военной промышленности решающей проблемой сохранения возможностей производства вооружения и обеспечения эффективности военной экономики»: «Предпосылками этого являются прежде всего достаточное

VII. Массовая смертность советских..

189

питание и устранение опасности сыпного тифа»355. Эти противоречащие друг другу решения лучше всего изображают желание Гитлера, с одной стороны, сохранить неизменными идеологические установки, а с другой - учитывать реальные потребности, вытекавшие из коренного изменения военной обстановки в конце 1941 г. Кроме того, они показали, что приказы фюрера не раскрывают его собственной точки зрения, а лишь отражают ловкость и положение тех лиц, которые сумели провести такой приказ.

Радикальные национал-социалисты имели совершенно иное представление о том, как следует решать проблему сыпного тифа. Айнзацгруппа «А» в начале декабря 1941 г. докладывала, что источником заразы является стационарный лагерь в Молодечно:

Несмотря на предложение отдела здравоохранения генерального комиссариата [в Минске], пленные, заболевшие сыпным тифом, не были тут же расстреляны, а лагерь не был полностью изолирован. Это было якобы невозможно по причине использования пленных на работах356.

Находившийся в Ревеле личный друг Гиммлера обер-фюрер СС доктор Ганс Дейшл предложил Гиммлеру 24 января 1942 г. с целью предотвращения сыпного тифа расстрелять половину советских пленных в его зоне. Тогда другая половина этих «большевистских зверей» сможет получать двойной рацион и станет «полноценной рабочей силой». Кроме того, с помощью одежды расстрелянных можно будет лучше одеть оставшихся. Гиммлер был того же мнения и рекомендовал «милому Гансику» обратиться к местным инстанциям СС, которые ему наверняка помогут357.

Сколько жертв среди советских пленных вызвала эпидемия сыпного тифа в 1941-1942 гг. установить невозможно. Ясно, однако, что эта эпидемия в гораздо меньшей степени определила уровень массовой смертности, чем это утверждалось в последующем с апологетическим умыслом358. По подсчётам главного санитарного офицера при командующем войсками генерал-губернаторства до 10 февраля 1942 г. «с начала эпидемии» от сыпного тифа умерло 2242 пленных, то есть менее 1 % из 270000 погибших к тому времени в генерал-губернаторстве пленных. Возможно, в этом рапорте учтены не все смертные случаи, однако он не оставляет сомнений в том, что в генерал-губернаторстве сыпной тиф привёл к сравнительно малому количеству жертв359. По другим районам сведения отсутствуют, но можно предположить, что при существующих принципиально одинаковых условиях число жертв там также было относительно невелико.

3. Другие факторы

а) Приказ об обращении с пленными и позиция вермахта относительно пленных

Чтобы выяснить причины массовой смертности в полной мере, необходимо ещё раз подробно остановиться на позиции вермахта относительно пленных. О приказах, которые были отданы руководством вермахта и сухопутных сил по поводу обращения с пленными, говорилось уже неоднократно, но здесь следует дать ещё несколько дополнений.

190

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

В начале сентября 1941 г. генерал-лейтенант Рейнеке обобщил имеющиеся директивы об обращении с советскими военнопленными, причём, пользуясь приказом генерала для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами Мюллера от 25 июля вновь ужесточил требования361. При этом не следует забывать, что Рейнеке, для которого «обращение с военнопленными и все связанные с этим вопросы [...] были лишь частью решаемых немецкими солдатами на Востоке задач», за несколько дней до этого вернулся из своей инспекционной поездки по лагерям на оккупированных территориях362. Отсюда следует заключить, что принятые распоряжения он счёл необходимыми исходя из личных впечатлений и бесед с представителями служб по делам военнопленных.

Новый приказ Рейнеке состоял из 4-х частей; наряду с проблемой обращения с пленными в узком смысле слова здесь были урегулированы также вопросы, касающиеся обращения с национальными меньшинствами, передачей «политически нежелательных» пленных расстрельным командам СД, - отданные 17 июля указания Рейнеке по сути остались неизменными, - и использованием рабочей силы.

Во вступлении по сути повторялось приложение к приказу от 16 июня, но в гораздо более суровых выражениях363:

Большевизм - смертельный враг национал-социалистской Германии.

[...] Большевистский солдат потерял право на достойное обращение согласно

условиям Женевской конвенции.

Поэтому чести и достоинству немецкого вермахта соответствует, чтобы каждый немецкий солдат соблюдал в отношении советских военнопленных самую строгую дистанцию. Обращение с ними должно быть строгим, но корректным. Следует самым жёстким образом относиться к любому снисхождению или даже доверию. О чувстве гордости и превосходстве немецкого солдата, которому приказано охранять советских военнопленных, следует давать знать в любое время. Поэтому следует принимать беспощадные и энергичные меры при малейших признаках неповиновения, в особенности в отношении большевистских подстрекателей. Неповиновение, активное или пассивное сопротивление следует немедленно и беспощадно устранять с помощью оружия (штыка, приклада или огнестрельного оружия). Положения об употреблении оружия вермахтом могут играть лишь ограниченную роль, поскольку они рассчитаны на принятие мер в условиях мирных отношений. В случае с советскими военнопленными оружие следует применять очень сурово уже по дисциплинарным соображениям. Кто не будет исполнять отданный приказ о применении оружия или будет исполнять его недостаточно энергично, тот будет наказан.

В бегущих военнопленных следует стрелять тут же без предварительного окрика. Предварительный выстрел производить не нужно. [...] С другой стороны, запрещается всякий произвол. С работящими и послушными военнопленными обращаться следует корректно. Однако настороженность и недоверие в отношении военнопленных никогда не следует упускать из виду. Применение оружия в отношении советских военнопленных, как правило, считается законным. Следует препятствовать любым контактам военнопленных с гражданским населением. В особенности это касается оккупированных территорий. [...] Из подходящих советских военнопленных следует образовать лагерную полицию364, которую комендант будет использовать для наведения порядка и поддер

VII. Массовая смертность советских..

191

жания дисциплины. Для нормального выполнения своих задач члены лагерной полиции имеют право в пределах проволочных заграждений носить с собой дубинки, плети и тому подобное оружие. Использовать подобные инструменты немецким солдатам категорически запрещается. Путём обеспечения лучшего питания, обращения и жилья в лагере должен быть создан исполнительный орган, который взял бы на себя часть функций немецкой охраны». В заключение Рейнеке возложил

на начальников служб содержания военнопленных [...] личную ответственность за то [...], чтобы приведённые выше распоряжения со всей строгостью соблюдались подчинёнными соединениями365.

К приказу была добавлена открытая памятка для охраны, в которой условия повторялись более простым языком. Во введении, которое в общих чертах соответствовало введению приказа, было особо подчёркнуто, что советский солдат,

хоть внешне и представляется таким безобидным, [...] использует любую возможность, чтобы доказать свою ненависть ко всему немецкому366. Для подавления сопротивления следовало «беспощадно применять оружие», в бегущего пленного следовало «тут же (без окрика) стрелять на поражение». Любое общение между пленными, с одной стороны, и охраной и гражданским населением, с другой, также категорическим образом запрещалось: несмотря на ликвидацию «политически нежелательных» пленных, опасались коммунистической агитации, - или даже просто открытия, что им приходится иметь дело с людьми, а не с «большевистскими зверями». Здесь также имелось характерное обращение: При всей строгости и жестокости в деле беспощадного выполнения всех отданных приказов немецким солдатам запрещён любой произвол и издевательства, прежде всего использование дубинок, плетей и т. п. Ибо это противоречило бы достоинству немецкого солдата, как носителя оружия367.

Этот приказ помимо полномочных военных учреждений был передан также в партийную канцелярию, а оттуда - гауляйтерам и крайсляйтерам368. Тем самым в руках НСДАП оказалось средство контроля за выполнением этого приказа и возможность добиваться через партийную канцелярию его ужесточения - этап развития, на котором прежде всего благодаря влиянию Рейнеке партийной канцелярии были предоставлены постоянно возраставшие контрольные полномочия в отношении службы по делам военнопленных и возможности влияния на неё369.

Против приказа Рейнеке с разработанной графом Мольтке докладной запиской с решительным протестом выступил начальник управления разведки и контрразведки адмирал Канарис370. Однако начальник ОКВ фельдмаршал Кейтель отклонил его возражение:

Сомнения соответствуют солдатским представлениям о рыцарском ведении войны! Здесь же речь идёт об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю эти меры и беру их под свою защиту371.

Критики в отделе международного права управления разведки и контрразведки справедливо предвидели неизбежные последствия этого приказа: принцип - «применение оружия в отношении советских военнопленных, как правило, считается законным» - освобождает охранников от «всякой обязанности рассуждать», а заключительное замечание рекомендует комендантам лагерей

192

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

поступать гораздо строже, чем предписывают распоряжения, чтобы быть уверенными в том, что их самих не привлекут к ответственности372. Уже 7 ноября 1941 г. начальник службы содержания военнопленных в VIII корпусном округе (Бреслау) вынужден был ввести ограничения: увеличилось количество случаев, когда охранники убивали пленных по самому незначительному поводу. Если приказы не исполнялись пленными, то это часто объяснялось их физической слабостью. Поэтому на начальников рабочих команд была возложена обязанность добиваться выполнения приказа используя приклады и штыки, а огнестрельное оружие следовало применять только как самое последнее средство373.

Это не был, конечно, единственный округ, где наступили указанные последствия, поскольку 24 марта 1942 г., когда вновь были составлены директивы об обращении с пленными374, в них появилось следующее распоряжение:

Если советский военнопленный был застрелен охранником, то в целях поддержания дисциплины и во избежание неоправданных расстрелов комендант лагеря в любом случае обязан предоставить начальнику службы содержания военнопленных краткое описание обстоятельств инцидента. [...] Этот новый порядок явно преследовал цель сохранить рабочую силу советских пленных ввиду изменившегося военного положения. Из введения были изъяты слишком резко звучавшие строки. Вновь было добавлено и подчёркнуто следующее предложение:

Хорошая работа советских военнопленных может поощряться сдержанным и корректным обращением, ограждением от насилия и оскорблений и защитой от явного любопытства. Применять к таким пленным карательные меры запрещается™. Однако положения о применении оружия, несмотря на приведённые ограничения, остались без изменений. Как и прежде, «тот, кто не исполнял приказ о применении оружия или исполнял его недостаточно энергично», подлежал наказанию.

б) Обращение с ранеными пленными

На основании приказов об обращении с советскими военнопленными можно сделать вывод в первую очередь о позиции руководства вермахта и сухопутных сил. Несмотря на то, что весь проанализированный до сих пор материал и так даёт ясное представление о позиции войскового командования и армии, есть одна сфера, которая даёт ещё более чёткое указание на позицию войскового командования в отношении советских пленных - обращение с ранеными советскими пленными.

Хотя СССР не ратифицировал Женевских конвенций об обращении с военнопленными, но ратифицировал «договор об улучшении участи раненых и больных в полевых условиях» 1929 г.376 Тем самым Германское государство имело совершенно ясное обязательство обращаться с ранеными и больными советскими пленными согласно этой конвенции. Немецкое руководство пыталось оправдать своё обращение с советскими пленными тем, что Советский Союз, мол, не примкнул к конвенции об обращении с военнопленными. Оставляя открытым вопрос, насколько отданные тогда распоряжения противоречили всему международному военному праву, тот факт, что конвенция о раненых в этой связи вообще не была упомянута, показывает, что этот аргумент был выдвинут лишь в качестве предлога. Национал-социалистское руководство изначально желало вести войну против Советского

VII. Массовая смертность советских..

193

Союза только в соответствии со своими идеологическими целями и невзирая ни на какие международные обязательства377. Обращение с советскими ранеными пленными показывает, что руководство вермахта и сухопутных сил, а также войсковое командование были готовы следовать этой политике даже в том случае, если нарушение международного права было налицо.

Какие директивы об обращении с ранеными были отданы ОКВ или ОКХ до нападения на СССР - неизвестно. 7 июля руководство сухопутных сил дало указание «оказывать военнопленным первую медицинскую помощь при армиях и дивизиях, как это было во время предыдущих кампаний». При этом «в первую очередь следовало использовать русский медицинский персонал, а также русские лекарства и перевязочные средства». Эвакуацию рекомендовалось по возможности осуществлять с помощью следующих порожняком колонн, «автомобили для больных для этого не выделять», то есть их использование было запрещено378. Две недели спустя этот приказ был дополнен и ужесточён. Теперь в зону ответственности ОКВ можно было эвакуировать только тех раненых, чьи раны заживут в течение 4-х недель. За другими

следовало присматривать в особых вспомогательных лазаретах для военнопленных, оборудованных персоналом пересыльных лагерей379. Эти лазареты следовало создавать не внутри пересыльных лагерей, а в некотором отдалении от них (на расстоянии 500-1000 м)380. Для оказания помощи и ухода в самом широком объёме381 надлежало использовать русских пленных и гражданских врачей, а также русский обслуживающий персонал. Рекомендовалось применять исключительно русские инструменты, а также русские лекарства и перевязочные средства, прежде всего русскую серу [...], в остальном также полагаться лишь на русские силы382. Об обращении с ранеными источники, как правило, говорят очень мало383. По меньшей мере в некоторых случаях раненых расстреливали сразу при взятии в плен384. Обстановка в лазаретах для пленных летом 1942 года была по сути не лучше, чем осенью 1941 года385.

Более чёткое, чем обращение с ранеными в целом, выражение нашло в документах обращение с «ненужными на войне» пленными, то есть теми пленными, которые из-за утраты зрения, конечностей или из-за других ранений были «более неспособны к службе», а тем самым и нетрудоспособны. Даже в ужасающих условиях лагеря их участь была особенно трагична.

Уже в сентябре 1941 г. в тыловом районе группы армий «Центр» размышляли над тем, нельзя ли избавиться от этих «более непригодных к войне» пленных просто отпустив их из плена: «Само собой должна была состояться тщательная проверка относительно достоверности их увечий»386. С наступлением зимы, когда ситуация со снабжением лагерей особенно обострилась, стремление избавиться от «ненужных едоков» усилилось. 17 декабря 1941 г. комендант тылового района 9-й армии дал указание освободить неспособных к службе инвалидов из лазарета для пленных в Смоленске387. Остальные раненые, «обессиленные, истощённые и замёрзшие до смерти», недавно перенёсшие ампутацию конечностей и без перевязок были доставлены в «открытый сборный лагерь, где они вскоре должны были погибнуть от холода»388. 30 декабря 1941 г. командование 9-й армии распорядилось, чтобы все пленные (слепые, утратившие конечности и т. д;), которые будут признаны полно

194

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

мочным немецким врачом «безвредными», после тщательной проверки были отпущены, так как «без всякой пользы отягощают и без того не простую ситуацию со снабжением»389. Отпущенные должны были жить при гражданском населении, что фактически должно было означать их смертный приговор: как «неработающие» они не получали никаких продуктов питания и были обречены жить на то, что им из жалости выделят граждане из своих и без того скудных рационов390.

В тыловом районе группы армий «Север» в декабре 1941 г. также размышляли над тем, как можно было бы в той или иной форме «удалить безвредных военнопленных [...] из пересыльных лагерей, прежде всего в прифронтовой зоне»391. В начале февраля 207-я охранная дивизия получила по этому поводу приказ

вывезти из зоны ответственности 18-й армии [...] около 1800 военнопленных, которые вследствие ран или болезней не представляют опасности и разместить в тыловом районе группы армий среди гражданского населения. Эвакуацию провести с помощью саней392.

Месяц спустя начальник тылового района группы армий «Север» Фриц фон Рок докладывал:

Эта акция оказала на настроение населения крайне неблагоприятное впечатление, которое не прошло до сих пор. Военнопленные, почти умирающие от голода, отчасти с гноящимися и зловонными ранами походили на живые скелеты и производили ужасающее впечатление. То, что они рассказали об условиях, в которых жили, не осталось без последствий393.

Несмотря на эти ужасающие сведения, «непригодные к службе» пленные по прежнему выдворялись в голодные районы, в частности в апреле и мае 1942 г. - в район Себежа394. Только в середине мая был отдан приказ вывозить таких пленных в 340-й стационарный лагерь в Динабурге (Даугавпилс) на территории рейхскомиссариата «Остланд»395.

То же самое происходило и районах других групп армий, после того как ОКХ 22 января 1942 г. распорядилось вывезти этих пленных в тыловые районы групп армий и отпустить396. Ничего не говорится о том, что судьба этих пленных существенно отличалась от той, которую фон Рок описал в середине марта. Даже там, где войсковые командиры не были информированы о конкретной обстановке, они не могли не знать, что обрекают этих пленных на скорую голодную смерть. Решающее значение при этом имел тот факт, что именно войсковые командиры наладили этот процесс. Тем самым они дали знать, что до человечного обращения с беззащитными пленными им совершенно нет дела. Обращение с тяжелоранеными пленными показывает, что заявления войсковых командиров во время послевоенных процессов и в мемуарах о том, что они якобы пытались вести войну в традиционном солдатском духе, а все нарушения международного военного права будто бы совершались только под давлением Гитлера, следует воспринимать с большой долей сомнения. Здесь они не могли сослаться ни на приказ Гитлера, ни на приказ Кейтеля; даже приказ ОКХ от 22 января 1942 г. лишь санкционировал ту практику, которая и так уже сложилась в прифронтовой зоне.

Обращение с тяжелоранеными пленными показывает также, что все улучшения в области обращения с пленными в целом и с легкоранеными в частности, последовавшие в 1942-1943 гг.397, в первую очередь служили цели - приобрести побольше ра

VII. Массовая смертность советских..

195

бочей силы. В обращении с тяжелоранеными пленными ситуация обострилась в 1942 г.; существенную роль в этом вопросе сыграли жалобы войсковых командиров.

Начальник ОКВ Кейтель констатировал в приказе 22 сентября 1942 г., что Гиммлер жалуется на то, что отпущенные пленные, даже те, которые «более не пригодны к службе», ходят, выпрашивая милостыню, по оккупированным восточным областям и представляют «тем самым большую опасность для этих областей», поскольку могут помогать партизанам. Поэтому в будущем

тех советских военнопленных, которые согласно прежним положениям были признаны нетрудоспособными и отпущены, следует передать в руки полномочных руководителей СС и полиции на местах. Последние согласно указаниям рейхсфю-рера СС и начальника германской полиции позаботятся о передаче их дальше, в том числе о работе398.

«Передача дальше и работа» - вот термины, которые использовали для обозначения намеченной ликвидации этих пленных399. Соответствующий приказ об исполнении имперского управления безопасности не сохранился, но приказ начальника гестапо Мюллера от 3 декабря 1942 г. даёт следующее указание400: 27 ноября Гиммлер приказал,

чтобы обращение [...] с отпущенными по причине нетрудоспособности советско-русскими военнопленными было поручено руководителям СС и полиции. [...] В применявшуюся до сих пор практику приказ рейхсфюрера СС не внёс никаких изменений».

Как о «стандартной процедуре» Мюллер распорядился о том, чтобы этих пленных доставляли в ближайший концентрационный лагерь, где следовало проверить, «нельзя ли в последующем хотя бы отчасти использовать доставленных военнопленных на работах». Хоть в заключение и говорится, что

право отдавать распоряжения о возможной казни нетрудоспособных военнопленных Гиммлер пока что оставил за собой,

нет никакого в сомнения в том, что они в самом скором времени были убиты401. Это не в последнюю очередь следует из того, что в генерал-губернаторстве, где переведение в концентрационный лагерь отчасти наталкивалось на значительные трудности, должны были приниматься только те пленные, которые в какой-то мере ещё обладали трудоспособностью. Остальных следовало оставлять в стационарных лагерях, «пока не поступят дальнейшие указания относительно этих военнопленных»402. В остальной части зоны ответственности ОКВ предписанная передача, по-видимому, не встречала никаких трудностей. Эта практика была введена также в зоне ответственности ОКХ403.

О происхождении этого решения - ликвидировать нетрудоспособных пленных - трудно сказать что-либо определённое. Показания участников противоречивы. Бывший руководитель отдела IV А 1 РСХА штурмбанфюрер СС Курт Линдов заявлял после войны, что генерал-майор фон Гревениц, начальник службы по делам военнопленных, предложил в 1942 г. на совещании представителей ОКВ и РСХА, - при участии врачей, - передавать неизлечимо больных советских пленных для ликвидации в гестапо. Но представители гестапо будто бы отклонили это предложение на том основании, что «гестапо, мол, не будет более палачом вермахта»404. Генерал Рейнеке утверждал, что предложение не прошло, что даже Кейтель

196

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

вопреки своему обыкновению не поддержал это требование405. Однако то, что Кейтель не имел к этому отношения, опровергается его приказом от 22 сентября 1942 г. Если этот приказ производит впечатление, будто инициатором акции был Гиммлер, то два приказа Рейнеке говорят о том, что в ОКВ действительно рассматривали гестапо в качестве «палача вермахта»406. Точно известно, что в 1944 г., в то время, когда среди пленных как следствие лишений свирепствовал туберкулёз лёгких, между отделом по делам военнопленных ОКВ и РСХА существовало соглашение о ликвидации по меньшей мере части этих пленных. Согласно приказу начальника отдела по делам военнопленных от 16 июля 1944 г., который был отдан «по согласованию» с РСХА, комендантам лагерей вменялось в обязанность при «передаче» советских пленных в гестапо «в любом случае [...] обращать особенное внимание на то, не болен ли пленный «туберкулёзом или другой заразной болезнью». В приказе РСХА, который информировал органы гестапо об этом приказе ОКВ, было указано, что при передаче советских военнопленных, больных туберкулёзом или другими заразными болезнями, которые могут представлять угрозу для немецкого населения, следует немедленно подать заявление на «особое обращение» с ними [то есть их ликвидацию] в отдел IV В 2а407 РСХА408.

В каком масштабе нетрудоспособные пленные передавались в гестапо, установить невозможно; но то, что это было, сомнений не вызывает. Уже осенью 1941 г. айнзацкоманды мюнхенского гестапо отбирали в VII корпусном округе «неизлечимо больных» пленных, и ОКВ не возражало против этого409. После выхода в сентябре 1942 г. приказа Кейтеля нетрудоспособные пленные были доставлены в несколько концентрационных лагерях, но точный подсчёт количества жертв невозможен410. В концлагере Нойенгамме в ноябре 1942 г. газом отравили 251 советского пленного инвалида. Большое количество нетрудоспособных пленных было доставлено в концлагерь Маутхаузен, где их попросту уморили голодом. В концлагере Майданек в ноябре 1943 г. газом отравили группу из 334 советских пленных инвалидов, которые были доставлены туда из стационарного лагеря в Эстонии.

Как показывают некоторые случайно сохранившиеся документы, в оккупированных советских областях также поступали в соответствии с приказами Мюллера и Кейтеля411. В конце октября 1942 г. нетрудоспособные военнопленные из 358-го стационарного лагеря в Житомире «в большом количестве были отпущены и переданы в распоряжение начальника полиции безопасности и СД». Часть пленных была тут же «вывезена на грузовике в какую-то местность и устранена, [...] ликвидация остальных не состоялась из-за возражений вермахта». Наконец, 24 декабря 1942 г. оставшиеся в живых «68 или 70 военнопленных были по приказу начальника полиции безопасности подвергнуты в Житомире особому обращению». При этом речь шла

исключительно о тяжелораненых пленных. У одних пленных не было обеих ног, у других - обеих рук; некоторые были лишены одного из членов. Только немногие из них обладали всеми конечностями, но были настолько измучены прочими ранами, что использовать их на каких-либо работах было невозможно412. Дело только потому попало в документы, что 20 человек «из подлежащих особому обращению» пленных, которые уже стали свидетелями расстрела своих товарищей, убили 2-х эсэсовцев и сумели бежать413.

VII. Массовая смертность советских..

197

4. «Умысел или необходимость?»

Подводя итоги в конце этой главы, следует попытаться ответить на вопрос - была ли массовая смертность советских пленных в 1941-1942 гг. желательна для немецкого руководства, и если да, то в какой степени.

То, что массовую смертность нельзя объяснить только нуждой414, то есть объективной невозможностью прокормить пленных, прекрасно видно уже из описания касавшегося их снабжения планирования и хода событий после 22 июня 1941 г. Это станет ещё более ясно, если сравнить меры, касавшиеся советских пленных, с теми, которые принимались во время «нормальной войны» (Нольте). Весьма показательным является приказ обер-квартирмейстера группы армий «А» от 28 мая 1940 г. В этом приказе во введении указывалось на то, что «большое количество ожидаемых в Северной Франции пленных [...] потребует проведения масштабных мероприятий». Если наряду с эвакуацией по железной дороге и следующими порожняком автоколоннами необходимы будут также пешие марши, то при создании мест для привала следует в широком объёме полагаться «на действующие войска и органы снабжения армии». Поскольку до сих пор пункты сбора пленных не обеспечивались продовольствием со стороны армий, командование группы армий приказало ежедневно докладывать о положении дел и велело пунктам сбора пленных

самим заботиться о себе в случае необходимости. Если продовольствие нельзя будет добыть за счёт оккупированной страны, а армии по прежнему не будут его поставлять, то руководители пунктов сбора пленных получают право самостоятельно, смотря по обстоятельствам изымать у прибывающих с продовольствием для армий поездов до 1/10 их содержимого415.

Такой приказ, который не отдавал бы исключительного приоритета интересам немецких войск, был изначально немыслим во время войны на Востоке, причём не только в национал-социалистском, но и в военном руководстве.

Нет никакого сомнения в том, что целью национал-социалистского руководства в войне на Востоке было «максимальное ослабление русского народа, так чтобы он не мог более подавлять нас массой своих людей»416. Гитлер и Гиммлер, правда, не собирались уничтожать военнопленных целиком, - не говоря, конечно, о ликвидации «нежелательных» пленных. Ведь они знали, что при «восстановлении Востока» им ещё понадобятся рабы417. Но и уменьшение количества пленных, а также гражданского населения в результате голода было для них весьма желательно, поскольку по их мнению «и тех, и других было слишком много». То, что вплоть до решения конца октября 1941 г. эту точку зрения разделяли и в руководстве вермахта, видно из высказывания Йодля от 28 ноября по поводу проблемы расстрелов обессиленных пленных: «Имея в виду нынешние намерения относительно русских пленных», следует, мол, «стремиться вернуть в строй как можно большее их количество»418, -что означает неслучайность прежней политики в их отношении.

Насколько это касается военного руководства, то абсолютное преимущество, которое отдавали интересам собственных войск и собственного населения, было решающим фактором в формировании позиции в отношении пленных. Это проявлялось не только в организации питания собственных войск и немецкого граждан

198

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

ского населения за счет советских пленных и населения захваченных территорий, но и в цели путем политики беспощадного подавления принудить советское население к безусловной покорности и таким образом изначально ликвидировать движение сопротивления, которое могло привести к большим потерям; незначительные - вплоть до войны на Востоке - потери немецких войск также являлись существенным «моральным фактором». Здесь в представлениях национал-социалистского и военного руководства существовали лишь незначительные, но отнюдь не существенные различия.

Следующим фактором явилось оперативное планирование плана «Барбаросса». Руководство сухопутных сил без всяких оговорок делало ставку на молниеносную войну. Оперативный план в значительной мере был составлен так, что из многих возможных альтернатив предпочтение отдавалось лишь самым благоприятным. По всей своей структуре он в любом случае исходил из того, что большая часть Красной Армии в течение короткого времени в результате нескольких крупных окружений окажется в плену, однако это вовсе не означало, что будет достигнута молниеносная победа. В размышлениях о судьбе советских пленных также исходили из самых благоприятных альтернатив среди возможных. Размеры рационов, которые по мнению санитарной инспекции сухопутных сил были «достаточными», могли сохранить пленным жизнь только при совершенно определённых обстоятельствах, а именно: при условии, что от здоровых пленных не станут требовать работы, предоставят им много времени для отдыха и защитят от непогоды, прежде всего от холода.

Поскольку физиологический обмен не был восстановлен, следовало изначально знать, что последуют голод и истощение. Однако это опять-таки была самая благоприятная альтернатива: если же пленные во время борьбы или сразу после взятия в плен испытывали даже кратковременный голод, если от них требовали тяжёлой физической работы или длинных пеших переходов, если они долгое время подвергались действию холода или сырости, то вызванную всем этим потерю сил нельзя было компенсировать с помощью установленных рационов; напротив, неизбежным следствием этого должна была явиться массовая смертность.

При этом со стороны национал-социалистского руководства, по-видимому, вообще не требовалось никакого давления, чтобы склонить руководство сухопутных сил к планированию в этом направлении. При всей разнице во взглядах между представителями «консервативного направления» и национал-социалистского руководства, они были согласны друг с другом в том, что «моральный дух» населения не стоит ставить под угрозу.

Следует признать, что даже при «нормальных» условиях, то есть при наличии желания сделать всё для спасения пленных, снабжение продовольствием огромной массы пленных из крупных «котлов» под Киевом, Вязьмой и Брянском являлось чрезвычайно трудным делом и высокой смертности вряд ли удалось бы избежать: погода, особенности железных и просёлочных дорог крайне затрудняли эвакуацию и снабжение. Однако развитие процесса смертности в генерал-губернаторстве со всей отчётливостью показывает, что это проблема отнюдь не играла решающего значения. Среди 309816 пленных, - 85% размещённых там пленных, - которые умерли там до 15 апреля 1942 г., едва ли были пленные из тех 3-х сражений, в результате которых в немецком плену до начала сентября оказалось такое огромное количество пленных.

VII. Массовая смертность советских..

199

При всём этом ввиду состояния источников следует оставить открытым вопрос, в какой мере в руководстве сухопутных сил и в войсках было представлено мнение, что, мол, «было бы хорошо вообще избавиться от военнопленных». Постоянно повторявшиеся расстрелы истощённых пленных, - в 6-й армии фон Рейхенау это происходило в приказном порядке, - драконовские карательные меры за нападение или попытку побега со стороны пленных, а также помощь, которую учреждения вермахта оказывали при ликвидации «нежелательных» пленных показывают, что эта позиция в действительности существовала в самой различной степени. Однако приказы фон Бока, фон Шенкендорфа и фон Теттау, с одной стороны, и постоянные усилия предоставлять пленным в качестве объективной необходимости хотя бы голодные рационы, с другой, показывают, что эта позиция разделялась далеко не всеми. При этом, правда, следует отметить, что приказы фон Бока и фон Шенкендорфа были направлены в первую очередь против «нарушения дисциплины». Ни один из них не ставил под сомнение установленные приоритеты в деле питания пленных, оба активно сотрудничали с айнзацгруппой «Б»; они были согласны с ликвидацией евреев и коммунистов, поскольку понимали её как ликвидацию «бандитов и преступников», а приказ о комиссарах критиковали только тогда, когда он казался бессмысленным в военном отношении.

Групповое согласие в вермахте не существовало ни в том, ни в другом направлении. Представители старого группового согласия, ориентированного на традиционные военные ценностные представления, давно уже больше не определяли самосознание вермахта. В нём такую же большую роль, как и во всём немецком народе играли теперь «подлинные» национал-социалисты - со всеми вытекающими отсюда для советских пленных последствиями420.

Для войсковых командиров главный интерес представляла военная победа, а не обращение с пленными - но и здесь совершенно иным образом, чем при «нормальной войне». Хотя и они сами, и их консультанты с самого начала должны были знать, к каким последствиям для населения и пленных приведёт концепция войны на Востоке. Но им было гораздо удобнее подчёркивать свою ответственность за подчинённые им войска, заниматься исключительно военными проблемами и закрывать глаза на неприятные вопросы, пока это обещало им в рамках будущих перспектив честь, славу и карьеру. Занятие «политическими вопросами» могло лишь возбудить нежелательное внимание со стороны верховных и высших инстанций и поставить под угрозу карьеру. Даже там, где с самого начала не ограничивались сугубо военными задачами, где совершенно ясно видели, что происходит, и где в доверенном кругу не скрывали своего мнения по этому поводу, находили утешение в аргументе, что это, мол, вопросы, ответственность за которые несут национал-социалистское руководство и руководство вермахта421, и что против этого ничего поделать нельзя - аргумент, который в вермахте в следующие после 1938 г. годы всё больше и больше становился self-fulfilling prophecy. Обращение с ранеными советскими пленными и тот факт, что улучшение положения советских пленных оказалось возможно, как только нехватка рабочей силы в прифронтовой зоне сделала это настоятельно необходимым, показывают, что имело место не просто пассивное неучастие, но и усвоение значительной частью войсковых командиров идеологически мотивированных требований политического руководства.

200

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

VIII. РЕШЕНИЕ ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В КАЧЕСТВЕ РАБОЧЕЙ СИЛЫ НА ТЕРРИТОРИИ РЕЙХА

В частных беседах Гитлер часто намекал, что, исходя из опыта 1918 г., не нужно быть сверх осторожным. Чтобы предотвратить всякое недовольство, достаточно выделять на обеспечение потребительскими товарами, на пенсии военным или на компенсации жёнам, у которых мужья пали на фронте, гораздо больше средств, чем это делается в демократически управляемых странах5. Генерал Томас, который весьма критически относился к концепции блицкрига, ещё до войны требовал проведения подготовки к длительной войне с вооружением

VIII. Решение об использовании военнопленных..

201

не «вширь», а «вглубь» и с характерным внутренним противоречием предупреждал о «психологических последствиях», которые должно было вызвать сильное ограничение товаров потребления6. Этой политической цели, а именно, посредством «подобной мирному времени военной экономике» исключить угрозу режиму, соответствовало то, что производство продуктов потребления к началу войны не только не сократилось, но продолжало расти вплоть до 1941 г., а в некоторых отраслях даже до 1943-1944 гг.7

Крах концепции «молниеносной войны», а с ней в основном и надежд на достижение общей цели, стал очевиден, когда в начале декабря 1941 года провалилось немецкое наступление на Москву8. Отказ от концепции блицкрига был длительным процессом, который начался отнюдь не с поражения под Москвой и, конечно, не завершился приказом Гитлера о «вооружении на 1942 год»9. В этом процессе важную роль играло решение об использовании в немецкой военной экономике труда советских военнопленных, которое в определённом смысле можно рассматривать в качестве индикатора процесса развития. Это и понятно, если сравнить данное решение с перспективами на будущее весны 1941 г. Тогда в немецком политическом и военном руководстве, по-видимому, ещё не решили - нужно ли вообще использовать труд советских пленных в Германии.

Нехватка рабочей силы наряду с недостатком сырья с самого начала являлись главным препятствием для производства вооружения в Германии10. Поскольку эта нехватка должна была существенно возрасти в связи с мобилизацией при нападении на Польшу, 28 января 1939 г. главный уполномоченный по экономике призвал ОКВ приготовиться к «возможно более широкому и целесообразному использованию ожидаемых военнопленных»11. В соответствие с этим использование труда пленных вскоре приняло широкий размах12. Привлечение военнопленных и работавших по принуждению польских гражданских лиц дало возможность снизить потребность в рабочей силе до нужного уровня без полномасштабного привлечения немцев к производству, ибо при увеличении продолжительности рабочего дня или при систематическом применении женского труда в промышленности вполне мог пострадать «моральный дух» населения13. Однако в немецком руководстве по требующим ещё выяснения причинам категорически возражали против использования труда советских пленных, надеялись его избежать, ибо вплоть до конца лета 1941 г. верили в быструю победу на Востоке. «Военное господство в Европе после сокрушения России позволит существенно сократить масштабы использования сухопутных сил в ближайшее время», - указывал Гитлер в дополнении к «директиве № 32» от 14 июля 1941 г.

В соответствии с дальнейшими стратегическими целями основное внимание в производстве вооружения следовало теперь уделять авиации, - ввиду главного направления против Англии. Вооружение сухопутных сил должно быть существенно сокращено, а освободившаяся рабочая сила задействована в новых отраслях вооружения14. За счёт сокращения оккупационных войск на Востоке и «закавказской оперативной группы» предполагалось расформировать примерно 50 дивизий и тем самым получить около 300000 рабочих для оборонной промышленности15. Таким образом надеялись уменьшать острую нехватку рабочей силы до того, как положение станет угрожающим.

202

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

1. Запрет на использование пленных в июле 1941 г.

а) Внутриполитические причины

Как уже неоднократно упоминалось, национал-социалистское и военное руководство категорически возражало против использования советских пленных в немецкой экономике. Этот отказ находился в самой тесной связи с ноябрьской катастрофой. Несмотря на уничтожение в 1933 г. немецкого рабочего движения боязнь подобного «рецидива» сохранялась. Директива, изданная летом 1942 г. министром пропаганды Геббельсом, подтверждает это со всей очевидностью. Поводом явилось одно «психологически чрезвычайно опасное» донесение о боях под Севастополем, из которого, по словам Геббельса, видно, что «и у Советов есть идея, которая воодушевляла их до фанатизма и героического сопротивления»:

Если не принять соответствующих мер, то подобного рода донесение способно поколебать точку зрения немецкого народа на большевизм. [...] Впредь следует иметь в виду, что хоть национал-социализм и освободил немецкий народ от болезни большевизма, к нему всё ещё существует определённая склонность, которая при условии затягивания войны и растущем количестве жертв может усилиться. Это точно так же, как с туберкулёзным больным, который должен пройти курс лечения. Даже выздоровев, он остаётся восприимчив к прежней болезни. Бациллы ещё сохраняются в изолированном состоянии, а потому было бы величайшей глупостью и могло бы привести прямо к духовной катастрофе в Германии, если бы мы сами раскрыли капсулу и тем самым позволили яду бацилл опять проникнуть в тело немецкого народа. Не следует забывать, что среди нашего народа живут ещё 5 млн. человек, которые прежде голосовали за коммунистов16. Насколько велик и глубок был страх перед «новым заражением» немецкого народа, показывают уже рассмотренные директивы об обращении с советскими пленными и комиссарами. Организационный приказ отдела по делам военнопленных от 16 июня 1941 года поставил эвакуацию пленных в лагеря на территории рейха в зависимость от особого приказа ОКВ. Было также приказано отделять офицеров и унтер-офицеров от рядового состава и препятствовать всякому взаимопониманию между пленными, с одной стороны, и гражданским населением и охраной, с другой. Кроме того, запрещалось любое «использование военнопленных на работах в экономике», разрешены были только работы для удовлетворения «непосредственных потребностей войск». При этом обязательным условием являлось «использование пленных только в закрытых колоннах при самой строгой охране»11.

В то время как национал-социалистское руководство отказывалось от использования труда этих пленных, считая это «совершенно немыслимым»18, «настоятельная потребность в нём экономики и сельского хозяйства»19 делала крайне необходимым обсуждение этой проблемы. 4 июля 1941 года в управлении военной экономики и вооружения в ОКВ состоялось совещание, в котором приняли участие представители отдела по делам военнопленных в ОКВ, имперского министерства продовольствия, имперского министерства труда, управления 4-хлетним планом и «ведомства Розенберга», - будущего имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий. Примечательным являлось отсутствие представи

VIII. Решение об использовании военнопленных..

203

телей Гиммлера. Начальник отдела по делам военнопленных, подполковник

Брейер указал во вступлении, что

сам по себе запрет фюрера «использовать на территории рейха труд русских военнопленных» остаётся в силе. Однако следует считаться с тем, что этот запрет должен быть по меньшей мере ослаблен. [...]

Военнопленные азиатского происхождения (например, монголы) ни в коем случае не должны направляться в рейх на работы. Кроме того, из-за возможной большевистской пропаганды к труду должны привлекаться только русскоговорящие пленные.

Представители управления военной экономики и вооружения, управления 4-хлетним планом и имперского министерства труда сочли использование пленных «безусловно необходимым»20. Представитель имперского министерства труда указал на то, что уже в конце мая сообщалось о наличии 300000 «рабочих мест для военнопленных» и что в данный момент количество «рабочих мест в сельском хозяйстве составляет 430000». Чтобы удовлетворить минимальную потребность в 500000 пленных, необходимо доставить на территорию рейха 600000-700000 человек. Дальнейшие размышления предполагалось уточнить только после того, как

будет принято решение, разрешающее использование труда военнопленных на

территории рейха, и тогда же оценить, на какое количество военнопленных с

Востока можно рассчитывать21.

На основании этого совещания управление военной экономики и вооружения 5 июля потребовало от управления 4-хлетним планом смягчения существующих директив. Минимальная потребность в военнопленных составляла 500000-700000 человек, из которых 400000 были необходимы сельскому хозяйству. Если бы использование пленных в промышленности, - в первую очередь в строительном секторе и добыче бурого угля из-за прекрасных возможностей охраны в этих отраслях, - было сокращено, то можно было бы посредством соответствующего перераспределения сил добиться облегчения работы оборонной промышленности22. То, что на совещании 4 июля речь зашла также о политических аспектах, видно из условий, в зависимость от которых представитель ведомства Розенберга поставил использование труда пленных. Он потребовал использовать их только в закрытых колоннах, а также исключения всех политических комиссаров, руководящих деятелей партии и всех комсомольцев; советских военнопленных следовало отделить от всех других пленных славян и гражданских рабочих. Наибольшее предпочтение следовало отдавать пленным из районов, которые были присоединены к СССР после 1939 г. и недолго пребывали под коммунистическим влиянием23.

Несколько позже имперское министерство труда потребовало от управления 4-хлетним планом «достаточное количество русских военнопленных» для обеспечения 600000 рабочих мест:

Как показал опыт, значительная часть находящихся в лагерях военнопленных для работ не годится. Среди русских военнопленных этот процент по национальным, общеполитическим и военным соображениям24 особенно высок. Поэтому первоначально было затребовано около 700000 человек25.

204

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

На основании совещания 4 июля использование труда военнопленных было принципиально урегулировано приказом Кейтеля от 8 июля. В нём вновь подчёркивалось, что советские пленные

должны использоваться на работах в первую очередь на русской территории. Их отправка на территорию германского рейха осуществляется только в том случае, если уполномоченный по 4-хлетнему плану или представитель военной экономики и вооружения в ОКВ сочтёт безусловно необходимым использование этих военнопленных в германской военной экономике. Отправка на территорию рейха владеющих немецким языком русских, евреев и представителей азиатских народов вообще не должна осуществляться26.

Из приказа отдела по делам военнопленных становится ясно, что сомнения в этот период времени стали ещё сильнее:

Использование советских военнопленных в пределах рейха - неизбежное зло, а потому его следует ограничить до минимума. Их принципиально следует использовать только на таких работах, где они смогут работать в полной изоляции и в закрытых колоннах. [...]

По приказу фюрера на территорию рейха будет направлено не более 120000 военнопленных27.

Эти пленные должны были сменить «в первую очередь [...] французских, сербских, бельгийских или польских военнопленных, которых вермахт использовал в собственных интересах в закрытых колоннах». Таким образом руководству вермахту, по-видимому, раньше всех был предоставлен считавшийся необходимым контроль за использованием военнопленных.

Начальник общего управления ОКВ генерал-лейтенант Рейнеке, которому подчинялся отдел по делам военнопленных, 12 августа 1941 года на совещании с ответственными за использование рабочей силы при начальниках служб содержания военнопленных чиновниками объяснил точку зрения руководства вермахта:

Между Германией и Россией не существует соглашения о двустороннем порядке обращения с военнопленными. Это означает, что использование труда советско-русских военнопленных не идёт ни в какое сравнение с использованием труда других военнопленных. До сих пор относительно использования труда русских не существует ни указаний, ни каких-либо специальных директив. Есть только один закон, который следует выполнять - интерес Германии, направленный на то, чтобы оградить немецкий народ от организованных в рабочие команды советско-русских военнопленных и использовать рабочую силу русских. Ответственность за использование труда русских несёт вермахт. [...] Если в Германии могут произойти пусть немногие, но значительные инциденты (например мятеж, саботаж, общение с немцами и т.д.), то, по словам генерала Рейнеке, от использования труда русских вообще следует отказаться, ибо защиту немецкого народа следует в данном случае считать первоочередной задачей, а использование труда русских - задачей второго порядка28. Четыре дня спустя начальник ОКВ фельдмаршал Кейтель на совещании с министром вооружения Тодтом и представителями всех частей вермахта также высказал своё мнение по этой проблеме:

МП. Решение об использовании военнопленных..

205

Вопрос об использовании труда русских военнопленных следует всесторонне обсудить, ибо существует опасность акций саботажа и т. д. Только после просеивания в пересыльных лагерях будет видно, насколько возможно использование их труда в сельском хозяйстве. С другой стороны, использование их в строительных бригадах весьма целесообразно из-за легко осуществимой при этом охраны29. Под просеиванием в пересыльных лагерях понимались отборы, которые айнзацкоманды осуществляли по соглашению между РСХА и отделом по делам военнопленных в ОКВ от 17 июля. Эти акции, правда, не были предусмотрены планом по использованию труда советских пленных, но считались необходимыми в рамках будущих планов ликвидации на Востоке ядра всякого возможного сопротивления. Однако они создали некоторые непременные условия для использования труда пленных. Устранение всех потенциальных коммунистических агитаторов создало негативный коррелят для обеспечения «морального духа» посредством поддержания подобных мирному времени жизненных стандартов. Если, несмотря на эти кровавые «просеивания», национал-социалистское руководство только с очень большой неохотой разрешало любое незначительное расширение использования труда пленных, то это лишний раз доказывает, насколько неуверенно чувствовал себя режим и как сильны были его опасения перед «заражением» населения.

Рейнеке к этому времени считал себя ответственным в первую очередь за безопасность рейха. Ещё в приказе об обращении с советскими военнопленными от 8 сентября 1941 г. он указывал:

Главным принципом использования советских военнопленных на территории рейха является безусловная безопасность жизни и имущества немцев. Ответственность за порядок использования труда советских военнопленных несут здесь исключительно полномочные в данном вопросе учреждения вермахта30. Это положение Рейнеке подчеркнул также на совещании с представителями РСХА, управления разведки и контрразведки и имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий в начале сентября, посвященном проблеме отбора «неблагонадёжных» пленных. Геринг лишь заметил по этому поводу, что нам, мол, не хватало ещё только, чтобы теперь, во время войны, наши рабочие через общение с военнопленными заразились большевизмом31.

6) Планы национал-социалистского руководства по использованию пленных

Национал-социалистское руководство сначала, по-видимому, не имело никаких конкретных планов в отношении советских пленных. Упорядоченное использование их труда в рамках военных операций на Востоке было скорее исключением, причём и там их труд применялся лишь в отдельных случаях по мере возникавших потребностей32. Однако всем прекрасно известно, что национал-социалистское руководство с самого начала рассматривало этих пленных, а также и советское гражданское население в качестве рабов для «восстановительных работ» на Востоке33.

Вопросом, что следует делать с советскими пленными, Гитлер занялся, по-видимому, не раньше середины октября 1941 г., когда их количество перевалило за 3 млн. человек.

Он заявил: «Мы всегда говорили: Нужно брать пленных! А теперь думаем: Что нам делать со всеми этими пленными?»34.

206

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

Гитлер, чьи помыслы в первые месяцы после вторжения вращались вокруг проблемы создания «империи на Востоке», - как то показывают сохранившиеся заметки о его «застольных беседах», - занялся теперь проблемой использования пленных более интенсивно. 15 октября начальник партийной канцелярии Мартин Борман сообщил начальнику имперской канцелярии, министру Ламмерсу, о новых задачах: Вчера вечером фюрер говорил о необходимости использования труда русских военнопленных; нужно как можно скорее и с наибольшей продуктивностью использовать эту самую дешёвую рабочую силу, ибо мы должны кормить этих пленных, а потому было бы глупо позволять им бездельничать в лагерях как бесполезным едокам. Фюрер уже беседовал с генерал-инспектором35 доктором Тодтом об использовании русских военнопленных на строительстве автомобильных и других дорог. Следует возобновить также другие крупные земляные работы, продолжение которых до сих пор было невозможно из-за нехватки рабочей силы. Генерал-инспектор по строительству профессор Шпеер направил на необходимые земляные работы в Берлине и его окрестностях 20000 русских военнопленных. К необходимым для новостроек Мюнхена масштабным и долгосрочным земляным работам, в особенности строительству имперской железной дороги, можно теперь приступить с очень большим количеством русских военнопленных.

Ламмерсу теперь рекомендовалось побудить имперского министра путей сообщения предпринять необходимые шаги36.

Это был решительный поворот. Месяцами управление военной экономики и вооружения напрасно добивалось разрешения на масштабное использование труда пленных в немецкой экономике. А теперь, так сказать, Гитлер-строитель победил Гитлера-идеолога: гигантские планы по реконструкции имперской столицы Берлина перевесили все сомнения37.

Строительные работы, которые должны были сделать Берлин и Мюнхен «достойными» центрами великой германской мировой империи, выглядели, правда, по сравнению с запланированными работами в новой восточной империи весьма незначительными. 17 октября 1941 г. Гитлер беседовал за ужином с министром вооружения Тодтом и гауляйтером Тюрингии Заукелем о преобразовании завоёванных советских территорий:

Фюрер [...] ещё раз в общих чертах изложил свои соображения по поводу развития новых восточных территорий. Важнейшей проблемой являются дороги. Он сказал доктору Тодту, что собирается существенно расширить его ранее составленный проект. При этом в его распоряжение на ближайшие 20 лет будет выделено 3 млн. пленных. Большие дороги должны быть проложены в районах с прекрасным ландшафтом, - фюрер говорил сегодня не только о дороге в Крым, но и о дороге на Кавказ, а также о 2-х или 3-х дорогах в лежащих далее к северу районах. В местах крупных речных переправ должны появиться немецкие города - центры военной, полицейской, административной и партийной власти. Вдоль дорог должны располагаться немецкие крестьянские дворы, и таким образом однообразная азиатская степь скоро примет совершенно другой вид. Через 10 лет там будет поселено 4 млн., а через 20 лет - по крайней мере 10 млн. немцев38. Наряду с этими безумными планами достойны внимания также мысли Гитлера о жизни многих миллионов людей. Эти планы важны прежде всего при решении

VIII. Решение об использовании военнопленных..

207

вопроса, в какой мере Гитлер желал уничтожения огромной массы пленных. В полдень того же дня генерал Рейнеке сообщил за столом, что в сентябре в лагерях генерал-губернаторства погибло 9000 советских пленных39. Когда Рейнеке рассказал об этом и Гитлер отдал приказ «использовать 3 млн. пленных для преобразования Востока», в генерал-губернаторстве уже ежедневно умирало от 3000 до 4000 пленных, и массовую смертность можно было поставить под контроль только посредством радикальной смены курса. По-видимому, ни Гитлер, ни Рейнеке не были информированы о точном положении дел. Военнопленные рассматривались как неистощимый резерв рабочей силы. Поэтому не существовало никаких приоритетов в их использовании; каждый, кто докладывал Гитлеру о «важности использования труда пленных», получал требуемое их количество. Ни Гитлер, ни его советники по партии и вермахту, по-видимому, не допускали и мысли о том, к каким последствиям приведёт упорядоченное по идеологическим причинам обращение с пленными. Согласно национал-социалистской расовой идеологии «большевистские человекообразные скоты» считались исключительно живучими:

Существуют живые существа, которые живучи, потому что обладают малой ценностью. Собака-дворняга более живуча, чем породистая хорошая собака. Поэтому дворняга не столь ценна. Крыса более живуча, чем домашнее животное, потому что она живёт в настолько плохих социальных и хозяйственных условиях, что для того, чтобы выжить, она просто обязана обладать большей силой сопротивления. Подобной живучестью обладает и большевик40.

Тем самым была создана предпосылка, будто большая часть пленных вполне сможет жить в ужасных условиях. С другой стороны, желательным было также сокращение их численности, ибо 60 млн. человек на Востоке считались явно «излишними»41. Полагали, что рабочей силы имеется более чем достаточно и, если ряды пленных поредеют, то хуже от этого в дальнейшем не будет. Решающее значение при этом играл тот факт, что в этот момент ещё не считались с тем, что военное положение, а тем самым и ситуация с рабочей силой изменится не в пользу Германии. Планы и распоряжения Гитлера приводят к выводу, что он по меньшей мере не в полном объёме был информирован о тех требованиях, которые с июля месяца делались со стороны оборонных ведомств. Это, а также неполная информация о состоянии здоровья пленных приводят к предположению, что многие решения были приняты помимо высших правящих кругов, - причём они явно не совпадали с требованиями Гитлера. Сомнения, в силу которых Гитлер выступал против использования труда советских пленных в Германии, разделялись не только его сторонниками по партии. Даже решительные противники Гитлера из консервативного лагеря опасались, что в случае использования труда «большевистских элементов [...] у нас могут наладиться связи между ними и близкими к ним кругами»42.

в) Позиция немецких промышленников

Насколько такого рода сомнения были распространены в немецких экономических кругах, сказать трудно. Но единой позиции здесь явно не существовало. Во всяком случае не замечено, чтобы в это время имел место «горячий и чрезвычайный интерес монополий к советским невольникам». Защищаемые заводской администрацией концерна Круппа нормы обращения с советскими пленными и

208

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

гражданскими рабочими позволяют предположить, что по крайней мере в первое время не единичными были явления, когда идеологические принципы брали верх над интересами экономически рациональной эксплуатации пленных в немецкой промышленности45.

Сомнения относительно использования труда советских военнопленных в первое время широко распространились. При этом наряду со страхом перед коммунистической агитацией среди собственных рабочих определённую роль играли и другие причины. Так, очень скоро стало известно, что советские пленные из-за ужасного состояния их здоровья обладают весьма малой трудоспособностью46. Ради обеспечения требуемых для пленных строгих мер безопасности в большинстве случаев нужно было возводить новые лагери с бараками. К тому же требование использовать пленных только в строго охраняемых колоннах означало, что их труд можно применять лишь на вспомогательных работах. Фирмы же были заинтересованы прежде всего в квалифицированных рабочих47.

Сомнения такого рода высказывались и в имперском министерстве труда. В первом приказе, который касался порядка использования труда советских пленных, - сначала в очень ограниченном объёме, для замены французских пленных, которых должны были «перевести» в авиационную промышленность, - говорилось: Замена военнопленных вызывает много возражений. Соответствующие предприятия неохотно меняют втянувшихся в работу и благонадёжных французских военнопленных на советских. В таких случаях биржи труда указывают предприятиям на государственно-политическую необходимость этого и на предписание рейхсмаршала48.

Позиция большей части промышленников проявилась 19 ноября 1941 года на заседании совета хозяйственной группы металлургической промышленности северо-западного округа. На этом заседании, в котором под руководством председателя правления объединения «Штальверке АГ» Эрнста Поензгена приняли участие важнейшие представители сталелитейной промышленности Рура и Зигерланда49, была рассмотрена проблема использования труда советских пленных. Было отмечено, что надежда получить, как в 1940 году, «большое количество отозванных из вермахта специалистов для работы в оборонной промышленности» до сих пор, к сожалению, не осуществилась50. А потому использование труда (советских) военнопленных «представляет тем большую ценность». Путём ликвидации принципа работы в колоннах и разрешения использовать немецких мастеровых можно достигнуть «существенного облегчения»:

Отношение к использованию труда русских следует постепенно улучшать, даже

если полученный ранее опыт оказался неудачным51.

Считалось, что пленные «физически нетрудоспособны, истощены и частично завшивлены». Сомнения возникали также из-за возможности саботажа во время ночных смен. Однако представитель VI инспекции по вооружению в Мюнстере подчеркнул, «что в долгосрочной перспективе только тот окажется прав, кто приобретёт себе русских». Поэтому управляющие делами предприятий на совещании также согласились с тем,

что следует как можно скорее осуществить замену французов на русских.

[...]

VIII. Решение об использовании военнопленных..

15 165

209

Итак, поскольку мы не можем отказаться от использования труда русских, остаётся только выяснить, не должна ли северо-западная группа попытаться путём совместной акции по возможности оттянуть время этой замены. Мы также обсудили этот вопрос с управляющими делами предприятий. Господа придерживаются того мнения, что ввиду общей ситуации совместная акция ничего не даст, а потому нужно предоставить каждому отдельному предприятию возможность предпринять шаги, необходимые с его точки зрения.

Поскольку между тем было признано, что «люди работают усердно и по порядку, если их хорошо кормить», то Поензген признал целесообразным

ввиду требуемой от русских производительности труда [...] добиться как можно лучшего для них питания52.

Промышленники не везде с самого начала выступали против использования труда советских пленных. Команда по вооружению в Дортмунде уже 28 июня 1941 г. отмечала:

Чтобы добиться общего облегчения в области использования труда, фирмы уже сейчас надеются на то, что после начала кампании против России военнопленные поступят в их распоряжение в огромном количестве. Поэтому они уже теперь со всей серьёзностью просят о предварительных замечаниях в деле использования русских пленных53.

Аналогичное заявление было сделано командой по вооружению в Эссене 30 июня 1941 г.: «Оборонная промышленность надеется получить вскоре русских пленных в качестве рабочей силы»54. Этот интерес сохранялся до тех пор, пока не стали известны принятые ограничения и не прибыли первые пленные: истощённые люди, которые едва годились для самой лёгкой работы, казались малопривлекательными. В августе и сентябре оставалась ещё огромная надежда

на привлечение рабочей силы из вермахта в результате изменения военной обстановки, то есть после завершения боевых действий в России55. VI инспекция по вооружению, к примеру, до этого момента почти не проявляла интереса к использованию советских пленных. Решение проблемы там видели, во-первых, в демобилизации освободившихся «восточных дивизий» и, во-вторых, в усиленном использовании труда женщин56. Однако в середине октября 1941 г. стало ясно, что «увеличение использования русских военнопленных [•••] - одна из немногих возможностей получить дополнительную рабочую силу»:

Принимая во внимание хороший опыт, приобретённый относительно русских военнопленных в предыдущей войне, VI инспекция по вооружению просит принять во внимание необходимость использования русских военнопленных в большем объёме, чем прежде. Уже теперь после отбора политически подозрительных элементов получен хороший опыт. При этом следует исходить из того, что питание этих русских обеспечит достаточную трудоспособность57.

Наконец, проблема обеспечения рабочей силой, прежде всего оборонной промышленности, резко обострилась. Возможностей набрать других рабочих, кроме советских пленных и советских гражданских рабочих, больше не существовало.

г) Смягчение запрета под давлением необходимости

Проблемы такого рода с самого начала способствовали ослаблению авторитета основанных на идеологических аксиомах концепций национал-социалистского

210

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

руководства. Уже в июле нехватка рабочей силы в сельском хозяйстве вынудила, -поначалу только в нескольких корпусных округах, - заменить французских, сербских, бельгийских и польских пленных, которых использовали на работах при вермахте, советскими, чтобы первых можно было использовать в сельском хозяйстве58. Советские пленные, как подчёркивалось во всех прежних распоряжениях, должны были работать «при полной изоляции и в закрытых колоннах»; с каким недоверием ОКВ отнеслось даже к такому ограниченному использованию их труда, видно из требования докладывать «о текущем состоянии дел»59.

В последующем за самое широкое использование этой рабочей силы ратовали прежде всего управление 4-хлетним планом и имперское министерство авиации. При этом давление технократов, работавших в подчинении у Геринга, было, кажется, сильнее, чем давление самого Геринга; последний поначалу воздерживался, мотивируя это тем, что он якобы разделяет опасения Гитлера и не желает защищать мнение, которое Гитлер отверг.

С июня 1941 г. Геринг как уполномоченный по 4-хлетнему плану должен был отвечать не только за приобретение рабочей силы. Согласно директиве Гитлера №32 о приготовлениях, касающихся периода «после осуществления плана «Барбаросса», основное внимание в производстве вооружения следовало уделять авиации и флоту, а значит первоначальному ведомству Геринга - авиационной промышленности. Поскольку рабочих для оборонной промышленности, как это планировалось, в скором времени демобилизовать не удалось, их следовало искать в другом месте. Поэтому 26 августа 1941 г. имперское министерство труда получило срочное предписание о том,

что по личному указанию господина рейхсмаршала [...] из французских военнопленных, которые до сих пор не использовались в оборонной промышленности, следовало выделить 100000 человек и перевести в оборонную (авиационную) промышленность.

До 1 октября их должны были заменить советские пленные60. Поскольку «известные ограничения» не были смягчены, речь могла идти только об использовании их на строительных и крупных погрузочных работах, что в последующем привело к тому, что несмотря на постоянное давление со стороны отдела по делам военнопленных в ОКВ61, акция по замене имела весьма незначительный успех. Так, например, до декабря 1941 г. количество «заменённых» французских военнопленных в Рурской области оказалось гораздо меньше ожидаемого62.

Следствием этой неудачи явилось то, что 14 октября было предпринято дальнейшее смягчение требований по строгой изоляции советских пленных. Говорилось, что это предписание из страха перед нарушением истолковывалось так строго, что «практически сделало невозможным использование рабочей силы» и помешало отвлечению французских пленных: «...Настойчивый призыв экономики увеличить количество рабочих рук не был удовлетворён». Понятие «работа в колоннах» толковалось теперь иначе: 20 человек должны исполнять общую работу на ограниченном пространстве. Теперь разрешалось, чтобы их «контролировали» немецкие мастеровые, которые должны были проверять работу и исполнять обязанности часовых63.

VIII. Решение об использовании военнопленных..

15*

211

2. Решение об использовании труда советских военнопленных

а) Процесс принятия решения

Самое позднее в октябре немецкому руководству должно было стать ясно, что оно оказалось перед дилеммой и что выход следует искать в отказе от считавшихся до сих пор незыблемыми принципов. Если в начале октября ещё высока была надежда на то, что наступление группы армий «Центр» на Москву окажется успешным и тем самым в 1941 году будет по крайней мере предрешена победа на Востоке, то теперь более не могли предаваться иллюзиям, что проблема рабочей силы будет решена в ожидаемом смысле64. Дилемма была ясна: в конце июня не хватало около 1 млн. рабочих, в июле потребность в них составила 1,5 млн. человек; даже путём запланированного роспуска 49 дивизий эту потребность можно было удовлетворить лишь на треть, а в квалифицированных рабочих - только на одну пятую65. Последний имевшийся в распоряжении резерв составляли советские пленные и советское гражданское население. Однако их использование в немецкой промышленности, с одной стороны, обусловливало необходимость решительного улучшения их питания, чтобы добиться более менее нормальной трудоспособности. А с другой стороны это означало, что не только существовала опасность того, что эти рабочие вновь «заразят» немецкий рабочий класс коммунизмом, но и продовольственные рационы для немецкого населения придётся резко сократить, а это по мнению немецкого руководства должно было отрицательно сказаться на его «моральном духе» и тем самым подготовить почву для коммунистической агитации. Но поскольку другой рабочей силы получить было нельзя, а численность занятых на производстве рабочих постоянно сокращалась из-за высоких потерь на Восточном фронте66, немецкое руководство, если только оно хотело избежать краха оборонной промышленности, должно было решиться на использование советских пленных.

Наконец, принятое Гитлером 31 октября 1941 г. решение о разрешении использовать советских пленных в немецкой военной промышленности не было единоличным. Начиная с июля, на этом решении с возрастающей энергией и упорством настаивали управление 4-хлетним планом, имперское министерство труда, имперское министерство вооружения и боеприпасов и управление военной экономики и вооружения. С сентября это давление усилилось, отдельные ведомства скоординировали свои общие усилия.

Собственно процесс принятия решения, который привёл к приказу фюрера от 31 октября, начался в сентябре 1941 г.67 Важнейшую роль в этом процессе сыграло стремление имперского объединения угля68 получить для горной промышленности советских пленных или гражданских рабочих.

Правда, с начала войны немецкая угольная промышленность испытывала постоянный подъём69. Однако, с другой стороны, в результате того, что потребности существенно возросли, - из-за оборонной промышленности, поставок в оккупированные и присоединённые страны и особенно из-за возросших потребностей имперских железных дорог в связи с боевыми действиями на Востоке, - уже в начале 1941 г. оказалось, что «угля не хватает». Несмотря на все усилия председателя им

212

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

перского объединения угля Пауля Плейгера добыча угля в течение 1941 г. постоянно падала, так как ситуация с рабочей силой из-за призыва ухудшилась, а трудоспособность имеющихся сил из-за недостаточного питания и перенапряжения снизилась70. Это привело к тому, что Плейгер летом 1941 г. хотел ограничить снабжение энергетической промышленности, чтобы обеспечить снабжение топливом частных хозяйств. Против этого тут же выступили министр вооружения Тодт и Геринг, как уполномоченный по 4-хлетнему плану. Они заявили, что выход из кризиса - не в ограничении потребления угля, а в увеличении его добычи, за что Плейгер должен взяться со «всей энергией, которая свойственна ему, как никому другому»71. В своём ответе Герингу Плейгер потребовал, чтобы потребление было ограничено для мирных отраслей экономики, ибо ограничение снабжения топливом частных хозяйств приведёт к «политическим последствиям», за которые он не намерен «один нести всю ответственность»72. Помимо этого ограничения он потребовал, чтобы в ОКВ распорядились о демобилизации призванных на Восточный фронт горняков, а также подал заявку в имперское министерство труда на 83 ООО советских пленных, использование которых в дневную смену следует одобрить73.

Соответствующее требование Плейгер уже через неделю после вторжения направил Рейнеке и Томасу74. Тогда он хотел получить наряду с 83000 пленных для горной промышленности по возможности ещё какое-то количество пленных для работ, связанных с торговлей углём, чтобы ускорить оборот вагонов, - из-за малого количества вагонов это было одной из главных причин перебоев со снабжением.

Полагаю, - писал Плейгер, - что закрытое использование советских пленных при

строгой охране и надзоре на угледобывающих предприятиях в политическом

отношении терпимо и вполне осуществимо75.

Письмо Плейгера к Герингу от 15 августа, по-видимому, сдвинуло дело с мёртвой точки. Правда, теперь задействованные ведомства склонялись к тому, чтобы в качестве военнопленных использовать советских гражданских лиц: украинские горняки из Криворожского района казались менее опасными как принадлежащие к враждебно настроенному по отношению к Московскому правительству этническому меньшинству. Хотя Геринг должен был быть лично заинтересован в снятии ограничений76, он, видимо, не был готов особо рьяно отстаивать перед Гитлером это требование. Усилия были предприняты прежде всего со стороны Плейгера и управления военной экономики и вооружения. Плейгер, который, как руководитель созданного 20 августа 1941 г. «Горно-металлургического концерна «Восток»77, ещё во время битвы под Киевом прилетел в только что захваченный Криворожский рудный бассейн, чтобы организовать эксплуатацию месторождения немецкими фирмами и обеспечить передачу им предприятий, тут же после своего возвращения направил Герингу предложение одобрить использование украинских гражданских рабочих. 19 сентября Плейгер уже обсуждал с группой по использованию рабочей силы в управлении военной экономики и вооружения тонкости найма этих рабочих, причём отстаивал мнение, что их, мол, нужно не вербовать, а «просто откомандировывать»78. 24 сентября в имперском министерстве труда состоялось совещание между представителями имперского объединения угля, управления военной экономики и вооружения, рейхсфюрера СС и заинтересованных государственных ведомств. Протокол совещания вновь показывает, насколько осторожно вели себя все

VIII. Решение об использовании военнопленных..

213

участвующие ведомства. Представитель управления 4-хлетним планом заявил, что Геринг хотел бы, «чтобы сначала высказались все участвующие ведомства, а затем он примет своё решение». Представители имперского министерства труда подчеркнули «крайне напряжённое положение с использованием рабочей силы», но предложили ограничить вербовку «поначалу лишь новорусскими областями (Прибалтика и русская часть бывшего польского государства)». Сверх того, вербовку в «старорусских» областях производить следует только в том случае, если вновь возникнет потребность в рабочей силе, да и то «поначалу следует ограничиться только Украиной»79. Представители Гиммлера заявили, что «использование рабочих из новорусских областей с точки зрения полиции безопасности допустимо», но выразили сомнения в отношении использования рабочих из старорусских областей. Решения Геринга, которое «в значительной мере» зависело от позиции Гиммлера, пришлось ждать ещё целый месяц.

Кроме того, 26 сентября имперское министерство труда запросило также Мнение III отдела абвера управления разведки и контрразведки в ОКВ, и это мнение следует считать позицией по меньшей мере части руководства вермахта80. Использование труда свободных гражданских рабочих было категорически запрещено: Опыт, который был приобретён учреждениями абвера при использовании труда польских рабочих на территории рейха, в соединении с сообщениями о действиях и целях партизанского движения на оккупированных восточных территориях заставляет принять самые строгие меры безопасности при использовании труда русских рабочих. Предусмотренные для привлечения и содержания польских рабочих меры были бы [... в этом случае] явно недостаточны.

Напротив, использование труда военнопленных, «если из-за нехватки рабочей силы использование труда русских крайне необходимо», было одобрено:

Ибо только над военнопленными, но никак не над свободными рабочими можно обеспечить необходимый контроль и охрану и дать гарантии того, что при недостаточной производительности труда, нарушениях рабочей дисциплины или попытках саботажа будут со всей строгостью приняты требуемые меры. [...]

Верховное командование вермахта придаёт большое значение тому, чтобы при принятии решения рейхсмаршалом [...] его ознакомили с содержанием вышесказанного81.

24 октября 1941 г. было принято первое решение: Плейгер получил разрешение доставить на территорию рейха 10000-12000 украинских горняков. Геринг обставил это рядом условий: среди украинцев должен быть произведён «тщательный отбор»; следует проследить, чтобы они «по своему характеру не были склонны к распространению коммунистических взглядов». Их следует везти в Германию в закрытых транспортах под охраной, «использовать в горном деле только в закрытых колоннах» и содержать «отдельно от остальных рабочих» в закрытых охраняемых лагерях. Питание должно быть «ниже немецкого уровня», вместо зарплаты им следует выдавать только карманные деньги на водку и сигареты82.

Значение решения заключалось не столько в том, что оно обеспечивало горную промышленность рабочей силой83, сколько в том, что таким образом был прёодолён упорный отказ немецкого руководства от ввоза советской рабочей силы на

214

К.Штрайт. «Они нам не товарищи..

территорию рейха. Одновременно с усилиями Плейгера по привлечению украинских гражданских рабочих опять началась дискуссия об использовании советских пленных, поскольку 10000-12000 украинцев в любом случае не могли удовлетворить настоятельные потребности горной промышленности в рабочей силе. Они даже на процент не сократили количество вакантных рабочих мест в военной экономике: согласно разработанной 4 октября отделом по использованию рабочей силы в управлении военной экономики и вооружения докладной записке на имя начальника этого управления Томаса «настоятельная потребность в рабочей силе в важнейших отраслях военной экономики составляет около 800000 человек»84. Поскольку от штаба оперативного руководства вермахта как раз стало известно, что «запланированное сокращение вооружённых сил85 внесёт лишь малый вклад в расширение военной экономики», пришлось признать, что «удовлетворение возникающих потребностей в рабочей силе [...] без ввоза русских военнопленных и гражданских рабочих невозможно». И хотя рейхсфюрер СС, а также управление разведки и контрразведки возражали против использования гражданских рабочих, а использование советских пленных допускали «только при очень жёстких условиях», отдел по использованию рабочей силы, прежде более скромный в своих требованиях, заявил, что следует одобрить использование советских пленных, - в закрытых колоннах, - также в производстве вооружения и в горной промышленности - для работ на поверхности, а использование украинских гражданских рабочих - для работ под землёй: «Сомнения контрразведки должны уступить место потребностям в рабочей силе»86. Это требование, по-видимому, поначалу не было одобрено в самом управлении военной экономики и вооружения, так как только 15 октября начальник управления Томас принял решение, чтобы его офицер связи при Геринге, генерал-майор Нагель, сделал последнему доклад по этому делу87.

Окончательное решение было принято Гитлером предположительно после доклада Геринга88 31 октября 1941 г. В подписанном Кейтелем приказе фюрера решающие мотивы были выражены совершенно ясно: нехватка рабочей силы становится «всё более угрожающей для будущего немецкой экономики и производства вооружения», а на скорое заполнение вакантных мест за счёт вермахта рассчитывать не приходится, да оно и не сможет удовлетворить эту потребность в полной мере.

Отныне фюрер распорядился, чтобы рабочую силу русских также широко использовали благодаря её большому значению для потребностей военной экономики. Исходным условием трудоспособности является соразмерное питание. Наряду с этим следует позаботиться о крайне низкой заработной плате, обеспечении жизненно необходимыми продуктами и премиях за выполнение плана89. Интересно, что приведённые в приказе сферы использования лишь в малой степени совпали с требованиями управления военной экономики и вооружения и имперского министерства труда. На первое место, как и ранее, была поставлена сфера вооружённых сил. Наряду с «подразделениями по расчистке и строительству» в оккупированных советских областях рабочие и строительные батальоны должны были создаваться и на других оккупированных территориях, а также на территории рейха. Кроме того, советские пленные должны были заменить на этих работах по возможности большее количество солдат. Очевидно, ведущей здесь оставалась

VIII. Решение об использовании военнопленных..

215

старая цель - освобождать солдат из вермахта для экономики, с одной стороны, и держать использование пленных как можно крепче под контролем вермахта, с другой. На втором месте этой иерархии стояла строительная промышленность и производство вооружения. Пленных следовало использовать на стройках различного рода, «в особенности, для усиленного развития береговой обороны». В собственно оборонной промышленности производственный процесс следовало по возможности наладить таким образом, «чтобы основная масса военнопленных находилась под [немецким] руководством и надзором». При этом надежды оборонных ведомств и оборонной промышленности были учтены далеко не в полной мере.

На третьем месте находились горнодобывающие предприятия, часть которых предполагалось сделать «чисто русскими»90, далее шли рабочие команды по прокладке железнодорожных путей и, наконец, сельское и лесное хозяйство.

Полномочия управления по использованию рабочей силы пленных вне вермахта были разделены между министром вооружения и боеприпасов Тодтом, - он был ответственным за горную промышленность и производство вооружения, - и имперским министром труда Зельдте.

Сомнения немецкого руководства ещё раз отразились в ограничительных условиях, которыми было обставлено это использование:

1) обеспечение охраны с целью предотвращения угрозы немецкому народу;

2) размещение пленных в закрытых лагерях;

3) обеспечение достаточного питания91.

Ровно через неделю после этого решения, 7 ноября, в имперском министерстве авиации состоялось совещание, на котором Геринг дал дальнейшие указания относительно использования труда советских военнопленных, а теперь также и советских гражданских рабочих92. На протяжении этой недели немецким руководством был принят ряд важных решений, которые означали существенные изменения по сравнению с приказом Кейтеля от 31 октября. Если Кейтель в последовательности использования труда пленных исходил в первую очередь из чисто военных соображений штаба оперативного руководства вермахта, то теперь приоритет явно отдавался военной экономике. В особенности многого добился Плейгер. Если в приказе Кейтеля горная промышленность занимала третье место - после строительной промышленности и производства вооружения, то теперь она стояла на первом месте. На втором месте стояли ремонтные работы на железных дорогах; здесь также заметно явное повышение их статуса из-за сложного положения с транспортом не только на Востоке, но и на территории рейха. Затем следовали производство вооружения (производство танков, артиллерийских орудий и самолётов), сельское хозяйство, строительство, крупные фабрики, как, например, обувные, и, наконец, рабочие команды по чрезвычайным работам.

Второе принципиальное изменение коснулось полномочий управления использованием рабочей силы. Вместо указанного в приказе Кейтеля разделения полномочий между Тодтом и Зельдте Геринг сохранил за собой управление всей организацией. Неделей позже завершилось полное вытеснение обоих министров из этой сферы. Геринг распорядился, чтобы

общий централизованный контроль за использованием русских (военнопленных и

гражданских рабочих) не в военных целях на территории рейха, включая протекто-

216

К.Штрайт. «Они нам не товарищи..

рат92а и генерал-губернаторство, а также в рейхскомиссариатах осуществляла его рабочая группа по использованию рабочей силы'3.

Начиная 7 ноября совещание, Геринг обратился к прежней своей позиции и, соблюдая субординацию, представил инициатором этого решения самого Гитлера: Русская рабочая сила доказала свою эффективность при создании мощной русской промышленности. Поэтому теперь её следует использовать к выгоде рейха. Все возражения против этого приказа фюрера - второстепенны.

Геринг потребовал замены немецких строительных батальонов в вермахте рабочими подразделениями из военнопленных:

[...] немецкие квалифицированные рабочие должны защищать отечество; лопаты и кирки - задача не их, а русских»94.

Тогда же впервые прозвучала мысль «произвести беспощадную эксплуатацию русских угольных месторождений» с помощью советской рабочей силы.

Из высказываний Геринга следует, что долгосрочные планы на будущее весны 1941 г. к этому моменту ещё оставались в силе. Всё ещё верили, что военнопленные и гражданские рабочие будут поступать практически в неограниченном количестве95, и эта армия рабов послужит не только тому, чтобы устранить острую нехватку рабочей силы, но и вообще изменит структуру рабочего класса в Германии. Говоря о потребностях, Геринг заявил, что «следует исходить из того, что малопроизводящих и много едящих рабочих других государств придётся выдворить с территории рейха». Должна быть также достигнута старая идеологическая цель: «немецкая женщина в будущем больше не должна так сильно вовлекаться в процесс производства»96.

Приоритетные перспективы на будущее заметны также в предусмотренной оплате труда этих рабов. При

использовании труда русских, - говорил Геринг, - на Востоке ни при каких обстоятельствах не следует решать проблему оплаты в юридическом порядке. Каждое финансовое мероприятие в этой области должно исходить из того, что наименьшая оплата на Востоке, - по выразительному мнению фюрера, - предпосылка для покрытия военных расходов и оплаты военных долгов рейха после окончания войны. [...] По смыслу это считается всяким поощрением «социальных усилий» в русской колонии97.

Поскольку эта рабочая сила поступает «в распоряжение предпринимателя» почти даром, с работодателя «на основе финансовой компенсации» следует брать определённую часть продукции, - чтобы обеспечить государству требуемый доход.

Согласно национал-социалистской расовой иерархии здесь также следовало создать различия. Только прибалты могли иметь «льготы», - их самый высокий заработок должен был равняться заработку работавшего по принуждению поляка, который, в свою очередь, был гораздо ниже средней зарплаты немца. Экономии заработной платы соответствовала также экономия других расходов, которые требовались при использовании труда пленных.

Наконец, очень большое внимание Геринг уделил мерам безопасности, которые должны были служить защитой от саботажа и коммунистической заразы. Принципиальным следовало считать:

VIII. Решение об использовании военнопленных..

14 165

217

Мерам безопасности должна быть присуща суровая и быстрая эффективность. В целом шкала наказаний не знает никаких других ступеней между ограничением в пище и казнью по приговору военно-полевого суда.

Военнопленные, а также гражданские рабочие на оккупированных территориях подлежали «просеиванию с точки зрения полиции безопасности и контрразведки»98. Для той и другой категории действовал принцип «использования в закрытых колоннах»; производительности труда следовало добиваться «суровыми и решительными мерами»99. В промышленности, как и в горном деле, - говорил Геринг, - идеалом было бы добиться создания «русских предприятий» (то есть предприятий с исключительно русской рабочей силой и немецкими мастеровыми)100. Делая немецкого рабочего «в принципе господином над русскими», - пусть даже в качестве простого охранника, - рассчитывали на то, что смогут помешать образованию у немецких рабочих чувства солидарности101. Это было не только «негативной», но и позитивной целью национал-социалистской восточной политики: в то время, как советские люди провозглашались бесправными рабами, даже последний немецкий рабочий, -по крайней мере психологически, - должен был чувствовать себя господином. Народ господ, чьё благосостояние было обеспечено колониальной империей на Востоке, «немецкой Индией» и трудом массы рабов, не мог иметь социальных конфликтов и не мог больше повторить ноябрь 1918 г. Однако эти социал-империалистические мотивы, которые имели большое значение в долгосрочных военных целях, в конкретной ситуации ноября 1941 г. играли второстепенную роль для обсуждаемого здесь решения. Наряду с неотвратимой необходимостью решающим для национал-социалистского руководства было признание того, что теперь использование пленных «возможно», так как главная опасность устранена посредством ликвидации среди этой рабочей силы политически и расово «нежелательных» элементов. Помощь в принятии этого решения сыграло, видимо, также то обстоятельство, что со всех сторон сообщалось о готовности пленных и гражданского населения работать102.

Гитлер, который, по-видимому, разрешил использование труда советских пленных только после упорного сопротивления, вскоре косвенно заявил претензию на то, будто это он сам нашёл решение проблемы рабочей силы осенью 1941 г.: Главная проблема сегодня - это проблема рабочей силы. Затем следует проблема сырья: угля и железа. [...] Как мы должны поступить, чтобы увеличить производство угля и железа? Если мы используем русских рабочих, то сможем поручить нашим соотечественникам решение иных задач. Ведь лучше позаботиться об эксплуатации труда русских, чем приглашать с юга итальянцев, которые через 6 недель скажут «До свидания»! Русский, наконец, не так глуп, чтобы он не смог работать на горнодобывающем предприятии.

Это проливает яркий свет на психическое состояние Гитлера и на способ, каким в национал-социалистском руководстве принимались решения, показывает, как он разъяснял необходимость использования этой рабочей силы как раз тому человеку, который с первых дней войны на Востоке с большой энергией ратовал за это, то есть Паулю Плейгеру103.

б) Значение этого решения

Решение использовать советскую рабочую силу на территории рейха представляет собой важный этап в истории национал-социалистского государства не

218

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»

только по оборонно-хозяйственным причинам, - из-за начавшегося перехода к «подлинной» военной экономике. Оно одновременно означало, что значительная часть принципиальных планов немецкого руководства на будущее по причине вызванной им самим необходимости ведения войны потерпела крах104. Война на Востоке должна была задержать социальную динамику промышленного развития. Аграрные поселения в завоёванных польских и советских областях, - подобные планы являлись, наверное, самым характерным выражением того «бегства в социальную романтику»105, которое придавало национал-социализму такую притягательную силу, - завоевание Германией источников сырья и порабощение восточных соседних народов должны были создать то богатство, которое предупреждало бы внутренние социальные конфликты. Концепция «молниеносной войны» была по сути основана на том, что промышленное развитие предполагалось ускорить отнюдь не путём тотального перехода к производству вооружения сверх безусловно необходимой меры; завоевания на Востоке должны были до некоторой степени создать возможности пересмотра последствий перевооружения. Когда в октябре 1941 г. выяснилось, что эта концепция не может быть выдержана в чистом виде, ставка была сделана на использование советской рабочей силы, даже если это, с другой стороны, могло привести к социальному возмущению. Но хотя в последующем в Германию были перемещены миллионы советских рабочих рук106, этот шаг также не привёл к достижению цели. Неисчерпаемый, как предполагалось, резерв рабочей силы уже зимой 1941/42 гг. вследствие голода и массовых расстрелов резко сократился; рабский принудительный труд и недостаточное питание удерживали производительность труда на низком уровне. Поэтому необходимость повышения военного производства должна была резко ускорить образование производственно-технической системы, привести к сосредоточению населения в городах, использованию женского труда и экономической концентрации - тем 3-м явлениям, которые национал-социализм, судя по его лозунгам, как раз и хотел устранить. Преодоление недостатков буржуазного и индустриального общества средствами этого общества потерпело крах107, причём цель, несмотря на все политические просчёты, оказалась иллюзорной: если говорить о тенденциях, существовавших к началу 1941 г., то экономика Великой Германской империи определялась скорее гигантскими промышленными комплексами, такими как «ИГ Фарбениндустри» в Освенциме-Моновице и артиллерийские заводы Круппа в Маркштедте (Верхняя Силе-зия), - они процветали за счёт того, что большие концерны создавали промышленную инфраструктуру и обеспечивали современное «ноу-хау», а Гиммлер из своих концентрационных лагерей нового типа снабжал их рабами, - чем крестьянами, выращивающими урожай на Украине с помощью лошади и плуга108.

3. Последствия

а) Последствия для управления использованием рабочей силы

Использование труда советских военнопленных и гражданских лиц осуществлялось очень медленно. Руководитель рабочей группы по использованию рабочей силы в управлении 4-хлетним планом министериаль-директор Мансфельд в своём

VIIL Решение об использовании военнопленных.. 14*

219

первом отчёте Герингу 13 декабря сообщал, что он мог бы использовать 93000 военнопленных. Из них 85 ООО следовало «взять» в стационарных лагерях на территории рейха, а 8000 - доставить из рейхскомиссариата Остланд109. Однако к концу января смогли использовать только 8400 пленных, к концу февраля - ещё дополнительно 12287; кроме того 26000 пленных были переведены в оборонную промышленность из сектора вермахта110. Из сообщения Мансфельда, разумеется, не видно, что из-за смертности, болезней и истощения реальная численность использованных советских пленных была существенно ниже приведённых им цифр111.

Поскольку уже в начале декабря выяснилось, что голодная смерть и эпидемия сыпного тифа в лагерях оказывают очень сильные препятствия на пути использования труда пленных, если вообще не ставят на нём крест, немецкое руководство попыталось ускорить переведение пленных в промышленность. Во второй половине декабря вследствие больших потерь на Восточном фронте и особенно после провала немецкого наступления под Москвой призыв квалифицированных рабочих из оборонной промышленности, считавшихся до сих пор «незаменимыми», стал неизбежным. Кейтель подписал следующий приказ фюрера, в котором говорилось, что «направление советских военнопленных в оборонную промышленность и военную экономику» для поддержания оборонной мощи и для эффективной производительности нашей военной экономики отныне следует считать первостепенной задачей112. Все учреждения должны были «сделать всё, чтобы повысить трудоспособность военнопленных и ускорить этот процесс». Предварительным условием этого является «в особенности достаточное питание и устранение опасности сыпного тифа»: Все ответственные за это учреждения должны в полной мере сознавать свою ответственность и необходимость поставлять на родину как можно больше военнопленных. [...]

ОКВ получило задание вместе с рабочей группой по использованию рабочей силы определить новые приоритеты - «принимая во внимание [...] позиционное строительство на Востоке»113. Судя по буквальному тексту приказа, можно прийти к выводу, будто немецкое руководство решило, наконец, путём решительного улучшения судьбы советских пленных получить в их лице трудоспособную и готовую к работе рабочую силу. Однако энергичные формулировки не могут скрыть того факта, что и теперь никаких радикальных изменений не произошло: рационы остались неизменными, основополагающие идеологические приоритеты остались нетронутыми.

Правда, рабочая группа по использованию рабочей силы, издав инструкции по выполнению приказа фюрера, 2 недели спустя осуществила проверку всей системы использованию труда военнопленных; она тут же отказалась от использования их труда в сельском и лесном хозяйстве, горном деле, стратегически важных отраслях металлургической и сталелитейной промышленности, ограничившись по сути только мелиоративно-землеустроительными работами и строительством. Имевшихся в наличии пленных следовало «немедленно» использовать в оборонной промышленности, включая горное дело и имперские железные дороги, только при соблюдении определённых условий114.

Для утверждения новых приоритетов в использовании советских пленных в оборонной промышленности задействованным ведомствам понадобилось ещё 6 недель"5. Важнее, чем система приоритетов116 было то, что теперь за рабочей группой по ис-

220

К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»