согласно договорённости между Гейдрихом и Рейнеке должен быть освободить намеченных лиц из плена и перевести в концлагерь, где их должны были казнить, и второй экземпляр - в собственно концентрационный лагерь. Концлагерь докладывал об исполнении приговора в отдел IV А 1 с РСХА и инспектору концентрационных лагерей в Ораниенбурге61. Предписанное «особое обращение», то есть убийство отобранных осуществлялось не по единому стандарту. Так, на территории рейха они, как правило, доставлялись в ближайший концентрационный лагерь62. В Дахау их расстреливала на стрельбище особая команда, в Заксенхаузене и Бухенвальде -убивали в приспособленных якобы для научных исследований помещениях выстрелом в затылок; в Маутхаузене умерщвление осуществлялось особенно жестокими способами: в каменоломне лагеря «посредством работы» с помощью инъекций фенола и других химикалий, путём удушения с помощью хлората магния, изнурения голодом, а позднее путём расстрелов. О числе убитых таким образом советских военнопленных нет даже приблизительных данных. Оно составляет примерно 50000 человек, но это минимальная цифра63.
Об «отборах» в Восточной Пруссии, генерал-губернаторстве и районах командующих войсками «Остланда» и «Украины», где ликвидация пленных осуществлялась иным способом, ввиду неудовлетворительного состояния источников также сохранилось очень мало сведений. В этих районах казни осуществлялись, как правило, самими айзацкомандами или мобильными расстрельными командами СС и полиции. Так, 1-я рота 13-го запасного батальона полиции расстреляла утром 3 октября 1941 г. 141 пленного [56-й лагерь для офицеров] в Просткене (Восточная Пруссия), во второй половине того же дня - 51 пленного [331-й стационарный лагерь] в Фишборне (Восточная Пруссия) и 30 октября - 166 пленных лагеря к западу от Белостока64. В другом, ставшем известном случае служащие 306-го батальона полиции расстреляли между 21 и 28 сентября 1941 г. от 5000 до 6000 советских пленных из лагеря Калилов близ Бяла-Подляска в генерал-губернаторстве65. Эти цифры свидетельствуют, что в этих районах расстрелы военнопленных были гораздо более массовыми, чем на территории рейха66.
О том, что айнзацкоманды осознавали свои действия, говорит запись доклада, в котором 2 служащих гестапо из Веймара сообщали в начале октября 1941 г. функционерам НСДАП о своих задачах:
Судя по поступившим приказам и директивам, мы должны сделать большую часть недавно завоёванных нами территорий пригодной для немецкой колонизации. Как ясно каждому, для завоёванных территорий нам нужны люди, которые, во-первых, потребуются для восстановления, во-вторых, для введения в действие предприятий и угодий. В настоящее время мы пока ещё не располагаем большим количеством соотечественников для решения этих задач. Поэтому мы вынуждены обращаться к русским людям. Вполне понятно, что не каждого советского русского можно использовать для этих работ, ибо с начала 20-х годов и до сих пор русские систематически обучались и подстрекались в большевистском духе. Поэтому следует выявлять и устранять все нежелательные элементы, которые находятся среди военнопленных и использование которых на оккупированной территории весьма сомнительно.
После перечисления различных категорий «врагов», доклад продолжает:
VI. «Уничтожение мировоззрения»
99
Нет оснований испытывать по отношению к русским сентиментальные или иные чувства. Поэтому советские русские, признанные айнзацкомандами «подозрительными», должны быть немедленно расстреляны после подачи об этом рапорта согласно отданным РСХА директивам от 17 июля 1941 г. и получения разрешения на казнь. [...]
Первая проверка производится в прифронтовом стационарном лагере, где уже происходит контроль и отбор по каждому из направлений. В первом и последующих лагерях на территории рейха та же работа повторно проводится действующими рабочими командами. Это можно объяснить тем, что поступившие здесь для проверки советские русские в основной массе уже освобождены от подозрительных элементов67. Верховное командование вермахта только в последние дни отдало соответствующие распоряжения об обращении с советско-русскими военнопленными во всех лагерях для военнопленных заинтересованным в этом вопросе учреждениям вермахта...68 Они подчёркивают важность политической и иной проверки советско-русских военнопленных и понимают, что в случае с русскими пленными речь идёт не о военнопленных в обычном смысле, но, как подчеркнул фюрер в своей последней речи перед открытием зимней кампании 1941-1942 гг.69, о врагах, которые сплошь состоят из зверей и скотов. Так с ними в первую очередь и следует поступать70.
С каким ожесточением айнзацкоманды настаивали на казни своих произвольно выявленных жертв даже тогда, когда против этого были чисто деловые, правдоподобные для убеждённого национал-социалиста доводы, показывает событие, случайно отражённое в документах. Этот случай, а именно, длившаяся несколько месяцев тяжба между бюро гестапо в Мюнхене и начальником службы содержания военнопленных в VII корпусном округе (Мюнхен), в которую оказались вовлечены также РСХА, отдел по делам военнопленных в ОКВ, биржа труда Баварии и, наконец, управление 4-хлетним планом, во многих отношениях настолько показателен, что на нём, вероятно, следует остановится более подробно. Этот случай проливает яркий свет на позицию задействованных органов гестапо. Ещё важнее то, что он со всей очевидностью показывает, какие возможности предоставлялись самим подчинённым военным органам организовать, - в известных рамках, - сопротивление выполнению приказов о расстрелах, и как руководство вермахта содействовало тому, чтобы свести эти возможности на нет71.
В середине сентября в стационарный лагерь VII А Моосбург были доставлены 5238 советских военнопленных. Поскольку эти пленные ещё не были «проверены», бюро гестапо Мюнхена откомандировало туда в конце сентября айнзацкоманду с соответствующим заданием. В ноябре начальник службы содержания военнопленных в VII корпусном округе, генерал-майор Заур72 заявил протест в отдел по делам военнопленных в ОКВ против «поверхностного», то есть слишком общего «отбора» со стороны команды. Этот протест, переданный отделом по делам военнопленных в РСХА, вызвал в бюро гестапо Мюнхена кипучую деятельность. Там старались доказать, что каждый отдельный пленный был по праву отобран для «особого обращения». До 26 ноября это были: 3 «функционера и офицера», 25 евреев, 69 «интеллигентов», 146 «фанатичных коммунистов», 85 «подстрекателей, провокаторов и воров», 35 беглецов и 47 «неизлечимо больных»73. Они составили, как выразился
100
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
представитель гестапо в докладной записке, «всего» 13% от общего числа (3788) проверенных пленных, в то время как бюро гестапо в Нюрнберге-Фюрте и Реген-сбурге в среднем «отбирали» 15-17%74; команды якобы строго придерживались буквы директив, и выявляли пленных за «малейшее нарушение лагерной дисциплины», несмотря на протесты офицеров и охранников стационарного лагеря, не оставив в лагере также немецкоязычных евреев, которых руководство лагеря хотело сохранить в качестве переводчиков. У офицеров стационарного лагеря VII А якобы сплошь существовали намерения
облегчить положение русских путём милосердия, больных русских опять поставить на ноги75 и тем самым прикрыть себя личиной гуманности. Но опыт якобы показывает, что русских можно было заставить работать только посредством крайней строгости и с применением телесных наказаний76.
Ни у начальника службы содержания военнопленных, ни у коменданта лагеря, «старого, опытного офицера», они не нашли поддержки. При этом особенно «нежелательным» выглядит офицер по использованию труда пленных при начальнике службы содержания военнопленных, майор Мейнель, увольнения которого потребовал в РСХА мюнхенский инспектор полиции и СС, обер-группенфюрер СС фон Эберштейн77. В ходе беседы с управляющим делами мюнхенского гестапо Мейнель дал о себе знать,
что он считает нашу манеру обращения с советскими военнопленными никуда не годной. Он - старый солдат и с солдатской точки зрения не одобряет такие действия. Если вражеский солдат взят в плен, то он именно взят в плен и не может быть просто так расстрелян. Второй причиной того, что он против такого образа действий, является то, что ситуация с рабочей силой в VII корпусном округе сложилась катастрофическая, а потому необходимой считается любая сила. Русские - хорошие работники, а кроме того, существует опасность, что Советский Союз будет обращаться точно так же с немецкими пленными, «ибо общественность постепенно узнает обо всём». Сначала нужно накопить опыт и соответственно обращаться с пленными; следует также дать интеллигенции возможность ознакомиться с немецкими условиями и уже тогда вести среди их товарищей разъяснительную работу78. В другой беседе Мейнель обратил внимание на то, что 560 «отобранных» пленных означают ежедневную потерю 5600 рабочих часов и что предназначенные к уничтожению пленные-интеллигенты будут нужны в качестве высококвалифицированных рабочих-специалистов79. Вместо того чтобы позволить запугать себя постоянным вмешательством гестапо, Мейнель при поддержке фон Заура запретил в середине января 1942 г. передавать гестапо 173 пленных, которые были уже «отобраны», но ещё не доставлены в концентрационный лагерь Дахау. 15 января фон Заур объяснил это в бюро гестапо в Мюнхене тем, что эти пленные прошли проверку до того, как Гитлер отдал приказ о широком использовании труда советских пленных. Положение с рабочей силой в корпусном округе является «крайне напряжённым, и ценность представляет любая рабочая единица»; поэтому он просит о повторной проверке военнопленных с тем, чтобы «использовать их, если среди них окажутся пригодные для выполнения работ»80. Несмотря на то, что задействованные чиновники гестапо, - согласно их письменным показаниям, -очевидно, серьёзно были убеждены в «опасности» советских военнопленных,
VI. «Уничтожение мировоззрения»
101
данный вопрос стал уже к этому времени для Эберштейна и бюро гестапо в Мюнхене вопросом престижа. Инспектор полиции и СС отклонил 23 января предложение фон Заура произвести повторную проверку военнопленных, и, когда пленные всё ещё не были переданы, направил 28 января в РСХА телеграмму-молнию, в которой потребовал немедленного вмешательства в это дело генерала Рейнеке, ибо «использование этих фанатичных большевиков на внешних работах... означает страшную угрозу для безопасности народа и государства»81. В главном управлении имперской безопасности, где уже были информированы о необходимости широкого использования труда советских военнопленных в военной экономике82, были склонны пойти на компромисс, тем более что в это вмешалась рабочая группа по использованию рабочей силы в управлении четырёхлетним планом83-84. После беседы с Рейнеке 9 февраля представитель Мюллера и руководитель группы IV А, обер-фюрер СС Фридрих Панцингер решил вновь подвергнуть проверке тех уже «обобранных» военнопленных, которые были включены в рабочие команды, а остальных85 немедленно передать гестапо. При этом он «доверительно» указал на то,
что численность военнопленных по разным причинам является значительно меньшей, чем предполагалось, а потому в интересах внутренней безопасности и военной экономики необходим тщательный отбор86.
Бюро гестапо в Мюнхене не было склонно соглашаться на этот компромисс и потребовало, чтобы все пленные были переданы ему без повторной проверки. Рейнеке заявил, что после повторной беседы с Панцингером он согласился с тем, чтобы все пленные были доставлены в концентрационный лагерь Бухенвальд и там проверены ещё раз87. Точку в этом деле поставило сообщение начальника тайной полиции Мюллера в бюро гестапо Мюнхена о том, что, мол, фон Заур и Мейнель под давлением РСХА сняты со своих постов. Было заявлено, что 120 из 188 доставленных в Бухенвальд пленных не будут подвергнуты «особому обращению». Однако вопреки первоначальному соглашению с Рейнеке было сказано, что их вернут только в том случае, «если вермахт ещё раз вернётся к этой теме»88, - чего не случилось.
В системе начальника службы содержания военнопленных в VII корпусном округе групповое согласие в отношении традиционного ведения войны было ещё сравнительно сильно89. Поэтому Мейнель смог, прикрываясь фон Зауром, использовать предоставленные возможности и противопоставить себя мерам мюнхенского гестапо. Но это сразу же потерпело неудачу, как только Рейнеке в ОКВ не оказал ему поддержки. Нехватка рабочей силы и возникшие в результате этого осложнения в экономике давали ему возможность поддержать фон Заура. Это не значило противопоставить себя режиму. Но Рейнеке не согласился на это. Казалось, что и у него взяли верх идеологические сомнения. Ему хотелось оправдать свою позицию ещё и тем, что в других корпусных округах такие конфликты не имели места90. А бюро гестапо могло в своих отчётах ссылаться на то, что в соседнем XIII корпусном округе (Нюрнберг) до 24 января было «отобрано и подвергнуто особому обращению» 2009 советских пленных и что сотрудничество с тамошним начальником службы содержания военнопленных Николаусом Шеммелем было «превосходным»: «Трудности того или иного вида до сих пор не имели места»91.
102
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
Хотя, насколько известно, принципиального сопротивления активным действиям айнзацкоманд, - несмотря на описанный выше случай, - не произошло, всё же это показало в начале сентября 1941 г. необходимость определённой модификации директив Гейдриха. Во второй неделе сентября с Рейнеке вновь встретились представители РСХА, управления разведки и контрразведки и на этот раз также имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий92. Результатом этого совещания стало подписание Гейдрихом «дополнения» к директивам для айнзацкоманд, которое вступило в силу 12 сентября 1941 г.93 Прежде всего представитель министерства восточных территорий, генеральный консул доктор Отто Бройтигам добился в нескольких пунктах более чёткого определения категории «врагов» и тем самым некоторого послабления. Во вступлении к этому «дополнению» Гейдрих подчёркнуто указал на то, что задача выявления «надёжных элементов... для восстановления территорий на Востоке» является не менее важной, чем отбор «нежелательных» пленных, - задача, которой айнзацкоманды к досаде министерства по делам оккупированных восточных территорий до сих пор пренебрегали. Далее указывалось на то, что следует обращать больше внимания на «этническую принадлежность» пленных. Украинцев, азербайджанцев, белорусов, армян, кавказцев и представителей тюркских народов
только в том случае следует считать окончательно подозрительными и обращаться с ними в дальнейшем согласно директивам, если в речь идёт о действительно фанатически убеждённом большевике, политическом комиссаре или об иных опас^ ных комиссарах. Следует иметь в виду, что тюркские народы в особенности часто имеют еврейскую внешность и что одно обрезание не может быть доказательством еврейского происхождения (например мусульмане)94.
На этом пункте Бройтигам настаивал особо. Как представитель «консервативной» линии, он настаивал на вербовке союзников среди национальных меньшинств Советского Союза, особенно на Кавказе, который он хорошо знал. Поскольку он знал, что эти народы благодаря сталинской политике относительно национальных меньшинств весьма чувствительны к антибольшевистской пропаганде, то для него было очевидно, что большой политической глупостью было особенно плохое обращение именно с этими народами соответственно национал-социалистской расовой теории. А именно это и делалось до сих пор: айнзацкоманды уничтожали всех «азиатов», тысячи пленных мусульман были расстреляны как «евреи» потому, что были обрезаны95. Но не только среди айнзацкоманд господствовало убеждение,
что чем дальше идёшь на Восток, тем более неполноценны живущие там народы.
Если уже поляков подвергали суровому обращению, то согласно этому мнению,
украинцев, белорусов, русских и, наконец, «азиатов» следовало подвергать ещё
более суровому обращению96.
Было также определено понятие «интеллигенция». После того как прежде все пленные, которые имели более менее приличное образование, были, очевидно, в большинстве случаев расстреляны, Гейдрих подчеркнул, что «самый простой, безграмотный советско-русский невежа... в своём политическом фанатизме» может быть опаснее, чем советский инженер. В первую очередь следовало ликвидировать «профессиональных революционеров, писателей, редакторов, служащих Коминтерна и т. д.». Это также, вероятно, было конкретизировано под влиянием министер
VI. «Уничтожение мировоззрения»
103
ства восточных территорий, где знали о том, что для использования инфраструктуры советских территорий необходим хотя бы минимум «советской интеллигенции».
Для процедуры ликвидации также были даны новые указания, которые явились ответом на жалобы. Гейдрих неоднократно подчёркивал, что казни должны производиться «немедленно». Их также «ни в коем случае не следует проводить в лагере или в непосредственной близости от него; категорически запрещается присутствие свидетелей97. Здесь Бройтигам также заявил протест: Во многих лагерях «отобранных» неделями без пищи мурыжили в забоях за колючей проволокой поблизости от лагеря, ибо расстрельные команды не успевали справляться с требуемыми казнями98. Поскольку остальные пленные становились таким образом свидетелями подобного обращения, то в некоторых командах дополнительно появилась тенденция проводить ликвидации открыто в качестве пропагандистских «карательных акций»99. Всё это, конечно, не способствовало тому, чтобы облегчить усилия министерства по делам оккупированных восточных территорий по «пропагандистскому охвату» пленных.
Тот факт, что в «дополнениях» Гейдриха в 4-й раз в течение короткого времени повторялось указание о том, чтобы акции проводились немедленно и без свидетелей, говорит о чётко организованной работе по уничтожению. То, что система приказов и повиновения100, якобы безупречно действовавшая в системе СС, оказалась не такой совершенной, как это хотели доказать защитники, говоря о требованиях «преступных приказов», показывает подробно описанный уже конфликт в VII корпусном округе, когда бюро гестапо одержало верх над готовым к компромиссу РСХА101. В дело были пущены также другие механизмы, вытекавшие из самих же карательных акций. Вытекавший из деятельности айнзацкоманд огрубляющий эффект приводил их к убеждению, что если уж проводить «чистку», то нужно делать это основательно102; личный состав айнзацкоманд по собственной инициативе усовершенствовал технику массового убийства103, и принятые РСХА по политико-тактическим основаниям меры по соблюдению тайны казались им лишь досадной помехой. Наряду с этим в качестве психологического момента выступает стремление воззвать к общественности по поводу убийств, чтобы получить одобрение выполнению «сурового» долга, а также чтобы поставить в известность «об этих делах» и привлечь к их осуществлению хотя бы в качестве соучастников более широкий круг лиц104.
Директивы отдела по делам военнопленных в ОКВ от 17 июля 1941 г. распространялись также на прифронтовую зону, отдавать распоряжения по которой имело право только ОКХ. В своём «особом приказе № 8» о проверке пересыльных лагерей на недавно оккупированных территориях Гейдрих дал ряд указаний начальникам айнзацгрупп. В дополнении он просил начальников айнзацгрупп «позаботиться о том, чтобы проводить чистку пересыльных лагерей по возможности собственными силами»103. В этом случае, однако, руководство сухопутных сил оказалось не готово повторно расширять полномочия айнзацгрупп, которые были закреплены по соглашению с Гейдрихом в марте 1941 г. Уже упомянутым приказом от 24 июля 1941 г.106 генерал-квартирмейстер Вагнер категорически запретил деятельность айнзацкоманд в лагерях прифронтовой зоны. Одновременно был приказано, как и в приказе отдела по делам военнопленных от 17 июля, осуществить «разбивку»
104
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
пленных на различные группы. Группа подлежащих ликвидации врагов была меньше, чем в директивах Гейдриха: «Политически нежелательные и подозрительные элементы, комиссары и подстрекатели» подлежат обращению «согласно отданным особым распоряжениям», то есть должны быть расстреляны согласно плану «Барбаросса» и приказу о комиссарах. «Азиатов (в зависимости от их расы), евреев и русских, говорящих по-немецки»107, следовало изолировать, но в отличие от предусмотренного в директивах Гейдриха «особого обращения», использовать на работах в прифронтовой зоне и в любом случае держать вдали от Германии. Отличие от директив Гейдриха означает также отличие политики руководства сухопутных сил от «сугубо национал-социалистского»: Приказ Вагнера требовал уничтожения «только» «истинных», то есть политических противников. Директивы Гейдриха, напротив, следуя постулатам чисто национал-социалистского учения, требовали уничтожения евреев, как «биологического корня» большевизма, а заодно всех тех, которые принадлежали к «интеллигенции» в общем смысле слова и могли в последующем образовать потенциально опасную для Германии элиту.
Этим приказом руководство сухопутных сил ещё раз с особым ударением и особой настойчивостью в основном повторило уже существующие предписания относительно военнопленных, а именно, план «Барбаросса» и приказ о комиссарах, причём сделало это по инициативе главнокомандующего сухопутными силами108. К более эффективной форме идеологической войны ещё не были готовы. Правда, события должны были показать, что войска на фронте и в тыловых районах часто не считались с этим различием и вопреки приказу Вагнера предоставляли айнзац-командам широкое поле деятельности. По некоторым примерам можно заключить, в каком широком объёме части вермахта и айнзацкоманды сотрудничали на фронте при «тщательном отборе» пленных уже в первые недели войны. Составленные РСХА по сообщениям айнзацгрупп «Донесения о событиях в СССР»109 содержат достаточно тому доказательств.
В середине июля офицер связи Гейдриха при армии «Норвегия» сообщил, что его команда войдёт в Мурманск по возможности вместе с 20-м горнострелковым корпусом (генерал горно-стрелковых войск Дитль). «Практическая работа состоит в отборе комиссаров и руководящих коммунистов»110. Здесь, как и в других воинских частях существовала тенденция предоставлять исключительно айнзацкоман-дам выявление и ликвидацию комиссаров. 24 августа 1941 г. командующий тыловым районом группы армий «Юг», генерал пехоты Карл фон Рок также приказал СД «присутствовать при сортировке военнопленных, чтобы отобрать соответствующие элементы»111. При этом некоторые отряды самостоятельно расширяли круг жертв: После того как в айнзацгруппе «Ц» один советский полковник заявил, что все офицеры от старшего лейтенанта и выше являются членами партии, в айнзацгруппе сделали вывод: «Значит этих офицеров следует считать политическими работниками»112, - что могло означать только одно - все они будут расстреляны.
В зоне ответственности всех 3-х групп армий айнзацкомандам уже в первые недели войны был предоставлен доступ в лагеря для военнопленных или по крайней мере «передавались» пленные, «отобранные» вермахтом для ликвидации. Из группы армий «Юг» (главнокомандующий генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт), где сотрудничество с айнзацгруппой «Ц» (командир бригаденфюрер СС доктор Отто
VI. «Уничтожение мировоззрения^
105
Раш) было особенно тесным, 9 августа команды докладывали о том, что наряду с «акциями» против евреев планомерно осуществляется «чистка лагерей военнопленных»113. В начале ноября айнзацгруппа докладывала:
Число казней, проведённых зондеркомандой 4 а, возросло между тем до 55432. В общее число расстрелянных зондеркомандой 4 а во второй половине октября и до дня донесения лиц, наряду с относительно небольшим количеством политработников, активных коммунистов, саботажников и др., входят в первую очередь евреи, причём большую часть евреев опять-таки составляют переданные вермахтом военнопленные. В Борисполе по требованию коменданта тамошнего лагеря для военнопленных взвод зондеркоманды 4 b расстрелял 14 октября 1941 г. - 752 и 18 октября 1941 г. - 357 военнопленных еврейской национальности, среди которых было несколько комиссаров и 78 раненых евреев, переданных лагерным врачом. [...] К этому следует заметить, что не все акции в Борисполе осуществлялись при активной поддержке местных учреждений вермахта. Другой взвод зондеркоманды 4 а действовал в Лубнах и беспрепятственно казнил 1865 евреев, коммунистов и партизан, среди которых было 53 военнопленных и несколько женщин еврейской национальности114.
В группах армий «Центр» и «Север» такое систематическое и тесное сотрудничество, кажется, не было правилом в первые недели войны. Однако, действовавшая в зоне ответственности группы армий «Север» айнзацгруппа «А» докладывала в начале сентября под рубрикой «Проверка военнопленных», - по-видимому, регулярно применявшейся, но обычно не всплывавшей в Донесениях о событиях, -о проверке 2-х лагерей:
Успех удовлетворителен в той мере, в какой установлена численность членов коммунистической партии, партийных деятелей и руководящих деятелей колхозных и совхозных предприятий. С ними поступили согласно данных особым указаниям115.
Из другого отчёта айнзацгруппы «А» следует, что «систематическое прочёсывание и чистка лагерей военнопленных» уже стала обычным делом116.
Было бы, конечно, ошибочно делать из приведённых здесь случаев вывод, будто использование отрядов СС в лагерях прифронтовой зоны являлось общей практикой ещё до того, как на это была получена санкция со стороны ОКХ. Однако в Донесениях о событиях до начала ноября имеется только одно донесение из зоны ответственности айнзацгруппы «Ц», из которого следует, что при «передаче» военнопленных еврейской национальности из лагерей прифронтовой зоны дело дошло «до открытого конфликта с комендантом лагеря»:
Только по еврейскому вопросу вплоть до недавнего времени в нижестоящих инстанциях вермахта нельзя было найти безусловного понимания. Это сказалось прежде всего на чистке лагерей военнопленных. В качестве особо яркого примера следует назвать действия одного коменданта лагеря в Виннице, который через своего представителя категорически запретил проводившуюся выдачу 362 военнопленных евреев и даже возбудил против этих и ещё 2-х других офицеров уголовное дело. Слишком часто айнзацкомандам приходилось терпеливо сносить более или менее скрытые формы упрёков по поводу их твёрдой позиции в еврейском вопросе. К этому в последующем добавился ещё один неприятный момент, когда по
106
К.Штрайт. «Они нам не товарищи..
приказу ОКХ доступ в пересыльные лагеря для СД вообще был закрыт. Только благодаря недавнему приказу ОКВ117 эти препятствия были устранены, ибо отныне в этом приказе чётко указано, что вермахт также должен вносить свою долю в решение данной проблемы и стараться, чтобы СД были предоставлены все возможные полномочия. Правда, именно в последние дни следует констатировать, что этот основной приказ всё ещё не достиг нижестоящих инстанций. Но в будущем, по крайней мере если речь идёт о зоне ответственности 6-й армии, от учреждений вермахта следует ожидать дальнейшей поддержки и готовности прийти на помощь. Так, генерал-фельдмаршал фон Рейхенау ещё 10 октября 1941 г. издал приказ118, в котором было чётко указано, что вермахт должен рассматривать русского солдата как представителя большевизма и подвергать соответствующему обращению119.
При этом показательно, что конфликты возникали только из-за пленных евреев, в то время, как взаимодействие, по-видимому, проходило успешно, пока речь шла только о коммунистах и подстрекателях. «Разногласия» не могли быть слишком серьёзными, ибо прежде айнзацгруппа докладывала о «планомерной чистке» лагерей военнопленных, не упоминая о сопротивлении.
Другой конфликт произошёл в группе армий «Центр». Там в начале ноября оберштурмфюрер СС 8-й айнзацкоманды жаловался инспектору полиции и СС «Центральной России», обер-группенфюреру СС Бах-Зелевскому на «недостойное» поведение коменданта 185-го пересыльного лагеря в Могилёве майора Витмера. Эта жалоба является настолько поучительной, что её следует привести целиком. Из неё следует, что комендант лагеря со своей позицией якобы одинок среди многих других офицеров вермахта и полиции120 и что его возражения против убийства евреев не согласуются с «суровой» позицией в отношении военнопленных. Кроме того, этот источник даёт необычайно чёткое представление о менталитете командиров айнзацкоманд:
3 ноября 1941 г. [...] в 191-й полевой комендатуре под председательством коменданта, подполковника фон Ягвица, состоялось совещание, в котором также приняли участие начальники тайной полевой полиции, полевой жандармерии, советник Рот, начальник гарнизона майор Мост, комендант лагеря майор Витмер и капитан Нёльс из полицейского полка «Центр».
После произнесённой мною по поручению коменданта полевой комендатуры речи о необходимости радикальных мер для окончательного решения еврейского вопроса, майор Витмер высказался об этом в общих чертах и на вопрос, поставленный в связи с этим комендантом полевой комендатуры, как следует поступать с сомнительными элементами в лагерях гражданских пленных в плане более целесообразного с ними обращения, ответил почти дословно следующее:
«У меня в лагере тоже имеется какое-то число пленных евреев, но я и не подумаю выдавать их для «особого обращения», ибо на это нет приказа со стороны полномочных учреждений вермахта, а это для меня очень важно».
По поводу борьбы с партизанским движением майор Витмер также занимает противоречащую мнению полиции безопасности, совершенно ложную и непонятную позицию, которая станет ясна в ходе этого дела благодаря его последовательно переданным возражениям.
VI. «Уничтожение мировоззрения»
107
Так, комендантом полевой комендатуры был задан вопрос, как целесообразнее всего можно бороться с бродяжничеством на просёлочных дорогах. Когда от меня потребовали высказать своё мнение по этому вопросу, я заявил, что всех мужчин призывного возраста, которые, проходя через немецкую воинскую часть в период после оккупации новых территорий на Востоке, не могут удостоверить свою личность, следует непременно считать партизанами и ликвидировать как антиобщественные элементы из-за потенциальной угрозы, которую они представляют для общественной безопасности. А майор Витмер, протестуя, заявил:
«Ну, ну, не так рьяно, можно ведь не совершать явных убийств». Эти высказывания, за истинность которых я ручаюсь, доказывают, что майор Витмер:
а) не только не поддерживает то решение еврейского вопроса, которое защищает и предлагает имперское правительство, но проводит свою собственную, совершенно ложную политику путём мелочного толкования чисто военных положений и предписаний;
б) в борьбе с партизанским движением и бродяжничеством занимает позицию, которая с точки зрения полиции безопасности не согласуется с его задачами и обязанностями коменданта лагеря для военнопленных.
В заключение я могу подчеркнуть, что объявление подобной точки зрения перед определённым и занятым этим делом кругом лиц способно вызвать препятствия и оказать довольно неблагоприятное влияние на практическое решение этих вопросов, особенно тогда, когда тот или иной из участвующих в этом идеологически не достаточно подкован или крепок. Наконец, остаётся подчеркнуть, что майор Витмер ещё и добавил к слову, что при существенных промахах со стороны подчинённых ему пленных он и сам умеет управляться с ними, не привлекая СД. (Он привёл случай, когда один из пленных угрожал через переводчика часовому, и он тут же распорядился расстрелять виновного)121.
Этот случай, кажется, ещё раз подтверждает то, что и так ясно из Донесений о событиях, а именно, что солдаты, которые выступали против уничтожения евреев и во исполнение отданных им приказов запрещали айнзацкомандам доступ в лагеря для военнопленных, уже находились в меньшинстве. Несомненно, что в зоне ответственности группы армий «Юг», особенно 6-й армии, это сопротивление осуществлялось только нижестоящими учреждениями вермахта и не находило никакой поддержки на высшем уровне122. В самом деле, фронтовым частям должно было казаться бессмысленным пачкать свои руки и расстреливать пленных, когда айнзацкоманды сами стремились к этому, желая этими действиями предоставить своему начальнику Гейдриху доказательства образцового служебного рвения. Кроме того, комендантам лагерей должно было казаться нелепым стремлением вести довольно рискованную борьбу за жизнь нескольких дюжин пленных в то время, как в их лагерях ежедневно умирало от голода по 50 или 100 пленных123. И почему было айнзацкомандам не воспользоваться представившимся шансом и не улучшить существенно позицию полиции безопасности в сравнении с позицией вермахта согласно желанию Гейдриха, в то время, как они оказались той самой силой, которая одна только и была в состоянии радикально и окончательно решить «восточный вопрос»?
108
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
7 октября 1941 г. руководство сухопутных сил отменило запрет на доступ отрядов СД в лагеря и приняло распространённую в зоне ответственности ОКВ, начиная с июля месяца, практику:
[•••]
б) Использование зондеркоманд по договорённости с командующими тыловых районов (окружными комендантами по делам военнопленных) следует урегулировать таким образом, чтобы отбор проводился по возможности незаметно, а ликвидация - немедленно и вдали от пересыльных лагерей и населённых пунктов, чтобы об этом не знали ни прочие военнопленные, ни гражданское население, с) Главнокомандующие группами армий и командующие тыловыми районами согласно соглашению от 28 апреля могут не разрешить деятельность зондеркоманд в части тыловых районов в интересах проведения операций, д) В тех пересыльных лагерях тыловых районов, в которых зондеркоманды ещё не смогли произвести «отбор», следовало действовать под ответственность комендантов согласно действующим положениям. По прибытии зондеркоманд «отбор» нежелательных элементов становился исключительно их задачей. Совместного проведения «отбора» следует избегать.
3. Следует избегать передавать этот приказ в письменной форме, а также делать из него выписки. Окружным комендантам по делам военнопленных и комендантам пересыльных лагерей он должен сообщаться устно124.
Прецеденты, которые имелись на практике в прифронтовой зоне, наводят на мысль о том, что руководство сухопутных сил только теперь сделало из них соответствующие выводы. Однако весьма вероятно, что это произошло не без нажима со стороны руководства вермахта. На это указывает ряд признаков. Процитированный здесь проект ОКХ, кажется, не был обнародован в такой форме. Заметное в нём намерение руководства сухопутных сил как можно больше дистанцироваться от команд, - так, было запрещено «проводить совместные отборы», - в окончательном варианте приказа сошло на нет. Согласно сложившейся в зоне ответственности ОКВ практике комендантам лагерей было теперь приказано осуществлять «тесное сотрудничество» с командами125. О соучастии ОКВ можно заключить хотя бы из того, что айнзацкоманды получили теперь вместо директив Гейдриха от 17 июля новые директивы, в которые, - отчасти дословно, - были включены значительные отрывки из приказов Рейнеке, то есть приказов отдела по делам военнопленных от 17 июля и 8 сентября. При этом речь шла об идеологически разработанном обосновании этих «особых мер», которое, пожалуй, в первую очередь должно было служить аргументацией в переговорах с учреждениями сухопутных сил на фронте, а заодно укреплять оперативную готовность команд126.
Что касается реакции войсковых командиров на решение ОКХ, то сохранилась только реакция фельдмаршала фон Бока. Его позиция в отличие от позиции фон Браухича начиналась словами о признании ответственности армии за «жизнь и безопасность её военнопленных», которая «как любая ответственность» неразделима: не годится, «чтобы служащие полиции принимали решения о жизни и смерти военнопленных в военных лагерях». Однако это принципиальное утверждение имело своим намерением лишь обеспечение алиби, ибо на деле фон Бок почти полностью уступил по всем пунктам: Если «отбор определённых лиц... необходим
VI. «Уничтожение мировоззрения»
109
по политическим причинам», то это может происходить в согласии с комендантами лагерей, причём «в отдельных случаях», а именно, в случае возражений коменданта лагеря, решение, «заслушав доводы начальника полиции», должен принять командующий тыловым районом. С отобранными «вне зоны ответственности армии ... можно поступать так, как того требуют политическая необходимость и безопасность государства»127.
Таким образом политика руководства сухопутных сил принять лишь частичное, -хоть и довольно существенное, - исходящее из собственных целей участие в акциях по уничтожению на Востоке, потерпела крах. Это произошло не только потому, что «мировоззренчески» гораздо сильнее интегрированное руководство вермахта навязало изменения, но также и потому, что предположения руководства сухопутных сил, будто оно может твёрдо управлять действиями войск, оказались ошибочными128.
Сколько советских военнопленных стало жертвами расстрелов со стороны отрядов СД, можно, судя по состоянию источников, указать лишь приблизительно. Для территории рейха (исключая Восточную Пруссию) уже была названа минимальная цифра 50 ООО человек, из которых большая часть была уничтожена в 1941 г. Представляется, что на территории рейха до февраля 1942 г. в качестве «нежелательных» было ликвидировано в среднем от 10 до 20% пленных129. На остальной, подчинённой ОКВ территории, а именно, в Восточной Пруссии, генерал-губернаторстве и рейхскомиссариатах «Остланд» и «Украина» общие цифры, несомненно, были существенно выше, что среди прочего следует из того, что акции на территории рейха в большинстве случаев означали второе или третье «просеивание» пленных130. Более точное количество жертв определить невозможно потому, что, кажется, только в декабре 1941 г., - когда по ещё требующим выяснения причинам уже был достигнут апогей массовых расстрелов и массовой смертности, - начался точный и постоянный учёт советских военнопленных131. Во всяком случае весной 1942 года в зоне ответственности ОКВ еврейская проблема была разрешена: во всей зоне ответственности ОКВ к 1 апреля 1942 года ещё проживало всего 68 советских военнопленных еврейской национальности132.
Сколько пленных стало жертвами «отборов», с трудом можно установить даже приблизительно. Очень грубый подсчёт можно сделать на основании отчёта, составленного в отделе по делам военнопленных в ОКВ в мае 1944 г.133 Опираясь на него, я подсчитал, что по меньшей мере от 580000 до 600000 пленных были переданы и казнены СД134. Вопреки этому Иоахим Гофман заявляет, что «передача СД» не означала якобы автоматической казни, что вспомогательные полицейские отряды на оккупированных территориях, которые уже в 1942 г. насчитывали около 300000 человек, были набраны именно из этих пленных135. Возражение имеет определённый резон, но предположение Гофмана, будто эти отряды набирались по большей части из переданных СД пленных и можно якобы просто отнять это число из общего количества переданных СД пленных, не верно136. Альфред Штрайм на основании обширных сведений из Центрального архива в Людвигсбурге высчитал, что минимальным количеством убитых пленных является 140000, но добавил, что действительное число может быть «значительно выше»137. Последнее следует особенно подчеркнуть. Поздней осенью 1941 г. в РСХА даже страшная цифра от 10 до 20% «отобранных» и казнённых не считалась слишком высокой. Из общего
110
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
сопоставления источников кажется невероятным, что РСХА в это время приняло норму отбора «всего» в 2 или 3%138.
Апогей акций массового уничтожения пришёлся на период между августом и декабрём 1941 г. Причём они проводились в основном на оккупированных восточных территориях. После краха концепции блицкрига в декабре 1941 г., снижения числа пленных и необходимости ради устранения нехватки рабочей силы в немецкой военной промышленности в большом объёме использовать там труд советских военнопленных, массовые казни уменьшились. Весной 1942 года они продолжились при значительно изменившихся условиях, но до самого конца войны никогда более не достигали объёмов 1941 г.138а В немецком руководстве появилось убеждение в том, что «основную массу людей... следует ценить как сырьё, как рабочую силу» и обращаться с ней более бережно1386.
3. Массовые расстрелы советских пленных подразделениями вермахта
Расстрелы советских военнопленных не ограничиваются действиями команд СС. Политическая цель «защитить немецкий народ от большевистских подстрекателей и прочно удерживать занятую территорию», неоднократно повторявшиеся требования принять для достижения этой цели «решительные и энергичные меры» в отношении пленных и «полное устранение любого активного и пассивного сопротивления»139 вместе с жестокостью, вызванной этими приказами, привели к тому, что и цифра расстрелянных войсками вермахта советских военнопленных была пяти-, а то и шестизначной.
Для войск порядок обращения с советскими военнопленными определялся приказом Гальдера от 3 апреля и «директивами о поведении войск в России», изданными штабом оперативного руководства вермахта140. Вскоре после начала войны эти суровые указания оказались с точки зрения руководства сухопутных сил недостаточными. 25 июля генерал для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами, генерал-лейтенант Мюллер отдал по поручению фон Браухича следующее распоряжение, которое опять-таки означало новую радикализацию141. После введения, которое чуть ли не дословно было взято из проекта ОКХ для плана «Барбаросса», Мюллер заявлял, что, мол, «известно, что не во всех местах меры проводятся с надлежащей суровостью». Поэтому главнокомандующий сухопутными силами распорядился «ещё раз со всей ясностью обратить внимание» на позицию некоторых людей.
Первая часть приказа посвящена обращению с гражданским населением и содержит в основном настоятельное повторение плана «Барбаросса». Под девизом «Русский издавна привык к твёрдой и безжалостной власти» и со ссылкой на. объявленную Сталиным партизанскую войну, было приказано при малейших признаках сопротивления принимать самые суровые меры. Брать заложников в качестве превентивной меры не требуется, ибо «население и без специального уведомления... отвечает за спокойствие в своём районе».
Суровые меры были предусмотрены также и против красноармейцев, которые избежали плена и теперь пытались добраться до родных мест или соединиться со
VI. «Уничтожение мировоззрения»
111
своими войсками. Поскольку они «в отдельности или шайками» могут представлять опасность, то следует потребовать, чтобы они явились к властям. В противном случае их «с чётко установленного срока следует рассматривать в качестве партизан и поступать с ними соответственно», то есть расстреливать. Любую помощь им со стороны населения «также следует расценивать как партизанство».
Вторая часть, посвященная обращению с военнопленными, также превосходила по своей суровости отданные прежде директивы:
С трудолюбивыми и послушными военнопленными следует хорошо обращаться.
А тот, кто поступает вопреки правилам, должен наказываться соответственно
своему проступку.
Престиж и достоинство немецкой армии требуют, чтобы каждый немецкий солдат соблюдал в отношении русских военнопленных дистанцию и позицию, которая была бы ответом на жестокость и бесчеловечную грубость русских во время войны. Любое снисхождение или даже сочувствие следует карать самым суровым образом. В любое время должно оставаться заметным чувство гордости и превосходства.
Положения об употреблении оружия в вермахте от 1936 г. были ещё более усилены. При «неподчинении, сопротивлении и т. д.» следовало «тотчас же применять оружие». В особенности, это касалось бегущих пленных. Их следовало немедленно расстреливать, даже без предварительного окрика:
Любое запоздание в применении оружия может означать опасность. С другой стороны, всякий произвол недопустим. Главнокомандующий сухопутными силами надеется, что этих указаний достаточно, чтобы самым настоятельным образом показать всем значение этих задач142.
В этом приказе ещё более чётко, чем в цитированных прежде распоряжениях проявляется противоречивость в отдании приказов руководства сухопутных сил относительно касающихся идеологии вещей. Какой следовало ожидать позиции, которая бы соответствовала «престижу и достоинству немецкой армии» и одновременно «была бы ответом на жестокость и бесчеловечную грубость русских во время войны»? Возможно, фон Браухич и Мюллер имели в виду тип господина, который бы с холодным презрением выносил над русскими суровый приговор. Но ещё более вероятно, что эти положения были восприняты в качестве призывов к произвольной мести. Если в них, кроме того, утверждалось, что «любое снисхождение и мягкость ... являются слабостью» и означают опасность, если было приказано немедленно и без окрика стрелять в «оказывавших неповиновение» и обратившихся в бегство пленных и рядом замечено, что «всякий произвол не допускается», то противоречие налицо. Правда, солдаты, которые чувствовали своим долгом вести войну в традиционном духе, могли использовать эти ограничения по своему разумению. Но источники производят впечатление, что приказ понимался прежде всего как охранная грамота для произвольного обращения с пленными. Это с особенной ясностью проявилось при эвакуации военнопленных143.
Указание расстреливать в установленный срок как «партизан» отставших солдат или совершивших побег и опять пойманных военнопленных привело к пяти-, а то и к шестизначному количеству жертв, особенно в тех районах, где после ожесточённых боёв в окружении в лесах прятались тысячи красноармейцев. После выхода
112
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
приказа Мюллера в тыловых районах к советским солдатам были немедленно направлены требования сдаваться в плен144. Выполнение приказа не везде осуществлялось одинаково радикально. Если в некоторых районах с задержанными и отставшими в большинстве случаев обращались как с пленными145, то в других они почти все без исключения были расстреляны. Наряду с соединениями «ваффен СС»146, действовавшими в тыловом районе группы армий «Центр», особенно решительные акции проводили войска командующего вооружёнными силами в Белоруссии. Последний подчёркивал в отчёте, что бежавшие пленные представляют собой большую опасность из-за их связи с партизанскими группами, а потому необходимо «принимать самые строгие меры против каждого военнопленного, задержанного на данной территории». Что это означало, поясняет прилагаемое донесение о количестве «боёв с партизанами»: за один месяц из 10940 пленных было расстреляно 10431. То, что о партизанах здесь не могло быть и речи, следует из того факта, что немецкие войска потеряли убитыми всего 2-х и ранеными 5 человек. В качестве трофеев было захвачено 89 единиц пехотного оружия147.
Также и после того, как немецкое руководство в интересах получения рабочей силы для германской военной промышленности решило перейти к другой политике в отношении военнопленных, эти приказы оставались в силе. 6 января 1942 г. командир 281-й охранной дивизии подтвердил, что красноармейцев следует немедленно «расстреливать как подозреваемых в причастности к партизанам» в тех случаях, когда они были задержаны патрулями или когда являлись сами, но в ходе допроса выяснялось, что они «долгое время находились в пределах тыловой зоны»148.
Из сказанного уже становится ясным, что также и против бежавших во время транспортировки и из лагерей пленных надлежало действовать «с крайней жестокостью». Попытки к побегу пресекались путём драконовских мер149; пленным в большинстве случаев сообщалось, что «если их опять схватят после неудачного побега, то тут же расстреляют»150. При этом число попыток к побегу из отчаяния от дурного обращения и явной перспективой голодной смерти было особенно высоко на оккупированных советских территориях151.
Если принятие мер против бежавших пленных в зоне ответственности ОКХ было, насколько известно, поручено в основном комендантам лагерей и тем самым давалась возможность поступать с ним более мягко, то в зоне ответственности ОКВ эта возможность отсутствовала. Когда произошли первые случаи бегства на территории рейха, где генерал Рейнеке провозгласил «защиту немецкого народа от вторжения русских» первой заповедью152, отдел по делам военнопленных, кажется, от случая к случаю объединялся с РСХА, чтобы «немедленно казнить проникших на территорию рейха советских русских»153. 22 ноября 1941 г. Рейнеке распорядился, чтобы на всей подчинённой ОКВ территории повторно схваченные советские пленные «в любом случае передавались полномочному органу государственной тайной полиции» для казни154.
В виду того, что и в зоне ответственности ОКХ проводились систематические массовые расстрелы, кажется противоречивым, что руководство сухопутных сил отменило расстрелы советских пленных в качестве «репрессий». Относительно небольшое количество155 ставших известными случаев, когда советские войска плохо обращались с немецкими пленными или даже убивали их, было умело использо-
VI. «Уничтожение мировоззрения»
9 165
113
вано немецкой пропагандой и привело к тому, что вскоре после нападения отдельные войсковые командиры стали требовать расстреливать советских пленных в качестве возмездия. Главнокомандующий сухопутными силами отменил это в начале июля 1941 г., так как «даже от расстрелов очень большого числа русских военнопленных он никакого успеха для себя не ожидал», - иначе, чем в случае с западными державами; напротив, он опасался растущего ожесточения борьбы156. Всё же в начале борьбы это решение было принято; позднейшее развитие сделало формальные приказы излишними. Позднее отданные приказы оставляли достаточно полномочий тем войсковым командирам, которые хотели отомстить за дурное обращение или убийство немецких солдат157.
Способ ведения войны на Востоке не имел ничего общего с традиционным ведением войны; вместо репрессий, - оспариваемых международным военным правом, - которые должны были вынудить противника прекратить нарушать нормы международного военного права, у немецкого руководства созрела идея тотального уничтожения сопротивления противника158.
4. Обращение с военнопленными еврейской национальности
Из описания акций по уничтожению, проводимых айнзацкомандами, уже стало ясно, что судьба евреев среди советских пленных в зоне ответственности ОКХ также решалась в соответствии с приказом Гейдриха № 14 от 29 октября 1941 г.159 Однако именно по вопросам обращения с пленными евреями состояние источников крайне неудовлетворительное. Всё же сохранившиеся источники позволяют сделать вывод о том, что и вермахт обращался с евреями гораздо хуже, чем с другими советскими пленными160.
Приказы ОКВ или ОКХ, которые бы касались обращения с собственно пленными евреями, не обнаружены161. Приказ от 24 июля 1941 г., который был подписан генерал-квартирмейстером Вагнером и требовал «отбора» и ликвидации «политически нежелательных и подозрительных элементов, комиссаров и подстрекателей», предписывал только, чтобы «азиатов (в зависимости от их расовой принадлежности), евреев и говорящих по-немецки русских» не вывозили на территорию рейха, а использовали на работах в прифронтовой зоне162. Поскольку в этом случае участь евреев резко отличалась от участи «политически нежелательных» пленных, можно предположить, что по меньшей мере к началу боевых действий в распоряжении ОКХ не было приказа, который бы требовал ликвидации этих пленных. А если многие коменданты лагерей и передавали по своему усмотрению пленных еврейской национальности айнзацкомандам или позволяли последним производить в лагерях отборы, то это следует объяснить тем, что эти коменданты, так же как и большинство командующих группами армий и армиями, делали свои собственные выводы из противоречивой политики руководства сухопутных сил: если айнзацкомандам уже дозволено действовать в прифронтовой зоне, то они и должны осуществлять всю работу по уничтожению, тем более что многие офицеры были готовы отнести всех евреев целиком к «политически нежелательным и подозрительным элементам».
114
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
5. Взаимодействие вермахта и айнзацгрупп СС
Чтобы выяснить позицию в этом вопросе действующей армии, в особенности высшего войскового командования, необходимо вкратце остановиться на отношениях, сложившихся между действующей армией и айнзацгруппами163. Выяснение этого вопроса, даже если оно и не может быть исчерпывающим, поможет сделать более понятной позицию вермахта в отношении советских военнопленных. Здесь со всей чёткостью проявляется, в каком масштабе значительная часть вермахта была вовлечена в национал-социалистскую идеологию и как мало могли рассчитывать на поддержку те солдаты, которые руководствовались групповой моралью, о существовании которой так много говорили после войны.
В западногерманской историографии до середины 60-х годов почти догмой считалось положение о том, что вермахт не имел ничего общего с преступлениями национал-социалистов, которые в основном сводились к истреблению евреев. Возникли «2 исторических типа солдат..: тип противника национал-социализма и тип жестокого, но честного солдата, стоящего в стороне от политики»164. Было проведено различие между боями на Восточном фронте, где якобы имела место так называемая «чистая» война, убийствами, которые совершали айнзацкоманды СС, и угнетением и грабежом оккупированных территорий, проводимыми партийными органами «далеко за линией фронта».
Такой традиционный тезис содержится и в биографии Гитлера, написанной Иоахимом К.Фестом:
В то время, как войска вермахта стремительно наступали вперёд, айнзацгруппы насаждали террор в завоёванных областях, прочёсывали города и населённые пункты, преследовали евреев, коммунистических деятелей, интеллигенцию и вообще всех, кто мог принадлежать к руководящим кадрам, и ликвидировали их165.
Такое изображение можно считать довольно верным для периода, наступившего после достижения немцами на Востоке наивысших успехов, когда часть руководства сухопутными силами и войскового командования из соображений военной необходимости выступала за «более благоразумную» восточную политику, что приводило к постоянным разногласиям с партийными органами. Однако в 1941 г. ситуация выглядела иначе.
Соглашение, достигнутое в марте 1941 г. между генерал-квартирмейстером Вагнером и начальником РСХА Гейдрихом, предусматривало, что основная тяжесть «работы полиции безопасности» придётся на тыловой район сухопутных сил. Здесь следует вспомнить о том, что задачи зондеркоманд в тыловых районах армий ограничивались «сохранением перед началом операции установленных объектов (материалов, архива, карт и т. д.) и, что особенно важно, отдельных лиц (ведущих эмигрантов, саботажников, террористов и т. д.)»166. Соответственно этому генерал-квартирмейстер объявил 14 июня, что в каждом из тыловых районов 3-х групп армий должны действовать по 2 айнзацкоманды, а в тыловых районах армий - по одной зондеркоманде; четыре танковые группы силами полиции не обеспечивались167. Однако в скором времени эти решения были пересмотрены168: айнзацкоманды по большей части шли в первом эшелоне вместе с армией, а части команд
VI. «Уничтожение мировоззрения»
9*
115
в соединении с танковыми группами, отчасти по настоятельному желанию командиров'69. Расстрелы евреев и коммунистов сразу после занятия населённого пункта начинали немецкие войска. «Донесения о событиях в СССР», составленные в РСХА на основании ежедневных отчётов айнзацгрупп, - сначала только для информирования Гиммлера, начальников управлений и отдельных ведомств РСХА, а затем также руководства вермахта и партийной канцелярии, - дают тому достаточно доказательств.
27 июня 1941 г., через 5 дней после нападения, Донесения о событиях получили первое сообщение айнзацкоманды: зондеркоманда 1а (штандартенфюрер СС Мартин Зандбергер) соединилась в Приколе (к востоку от Либавы) с 291-й пехотной дивизией, наступавшей в авангарде 18-й армии. Уже на следующий день поступило сообщение о проведении в Шкоудасе первой «карательной акции против евреев»170. Начальник айнзацгруппы «А», бригаденфюрер СС доктор Франц Шталекер, которому подчинялась эта команда, в середине июля в беседе с командующим 4-й танковой группой генерал-полковником Эрихом Хёпнером, а также начальниками его штаба и разведотдела добился их согласия в том,
чтобы передовым частям дивизии, [предназначенным для вступления в Ленинград], согласно детально разработанному плану были приданы команды полиции безопасности171.
Аналогичное сообщение поступило в это время и от айнзацгруппы «Ц», которая действовала в зоне ответственности группы армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Рундштедта:
После переговоров с группой армий «Юг» было также достигнуто соглашение в том, чтобы все айнзацкоманды и штаб группы по возможности двигались поблизости от действующих войск. Это необходимо для того, чтобы передовые, а также и головные отряды во время предстоящего взятия Киева как можно скорее вошли туда [...] вместе со штабом группы172.
Оглядываясь назад, айнзацгруппа сообщала в начале ноября: С первого дня айнзацгруппе удалось найти полное взаимопонимание со всеми учреждениями вермахта. Благодаря этому оказалось возможным то, что айнзацгруппа с самого начала своей деятельности ни разу не находилась на территории тылового района армии. Напротив, от вермахта постоянно звучали просьбы, чтобы айнзацкоманды по возможности двигались в первом эшелоне173. То, что и в зоне ответственности группы армий «Центр» команды продвигались совместно с передовыми частями, свидетельствуют названные в Донесениях о событиях места дислокации174. Сотрудничество там также было очень тесным:
В период, указанный в донесении, сотрудничество с полицейскими и военными руководящими инстанциями протекало весьма удовлетворительно и бесконфликтно.
Среди учреждений вермахта полиция безопасности пользуется большой известностью. Они охотно используют нашу помощь, наши опыт и инициативу. При проведении отдельных крупных акций нашему руководству предоставлялись воинские соединения. Хозяйственные учреждения, как и вся военная администрация в целом, обращались к нам за советом и охотно пользовались нашими предложениями. Как уже неоднократно упоминалось, взаимный обмен инфор
116
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
мацией между айнзацгруппами, с одной стороны, и группой армий, командующим тыловым районом, командованием армий, полевыми и гарнизонными комендатурами, с другой, осуществлялся весьма плодотворно. Все наши желания до сих пор выполнялись175.
Уже 29 июня начальник айнзацгруппы «Б», бригаденфюрер СС Артур Небе, в «основополагающей беседе» с директором военно-административного отдела тылового района группы армий «Центр» Тесмером, которого он прежде знал как чиновника в управлении гестапо, добился «полного взаимопонимания»176.
Другие начальники айнзацгрупп и команд также, как и Небе, выражали удовлетворение тем, как мало проблем у них возникает в ходе сотрудничества с вермахтом.
4 июля айнзацкоманда 2 сообщала: «Сотрудничество с [16-й?] армией отличное... количество погромов растёт»177. Зондеркоманда 4 Ь, наступавшая вместе с 17-й армией (командующий генерал пехоты Карл-Генрих фон Штюльпнагель), сообщала: «Вермахт занимает хорошую позицию против евреев»178. Айнзацкоманда 8, которая базировалась в Барановичах, в тыловом районе группы армий «Центр», сообщала об «особенно успешном» сотрудничестве с полномочными учреждениями вермахта179. Начальник айнзацгруппы «Ц» бригаденфюрер СС доктор Отто Раш дал в начале ноября 1941 г. особенно подробную оценку отношений с вермахтом: Что касается отношений айнзацгруппы [«Ц»] и её команд с другими инстанциями, то отношения с вермахтом заслуживают особого внимания. С первого дня айнзац-группе удалось добиться полного взаимного согласия со всеми учреждениями вермахта. [...] Неоднократно даже случалось, что войскам, ведущим бой, требовалась поддержка со стороны айнзацкоманд. В каждой крупной военной акции постоянно •участвовали также передовые отряды айнзацгруппы, которые вступали в захваченный населённый пункт вместе с сражавшимися войсками. При этом во всех случаях оказывалась максимальная поддержка. В этой связи, например, следует упомянуть поддержку при взятии Житомира, где непосредственно за первыми танками в город вступили 3 машины айнзацкоманды 4 а. Успешная деятельность айнзацгруппы привела к тому, что полиция безопасности получила высокую оценку прежде всего в штабах вермахта. Офицеры связи при штабах армий были проинструктированы самым тщательным образом; им, кроме того, была оказана самая широкая поддержка. Командующий 6-й армией генерал-фельдмаршал фон Рейхе-нау неоднократно с похвалой отзывался о работе айнзацкоманд и соответствующим образом защищал интересы СД перед своими штабами180. С такой же похвалой высказывался начальник айнзацгруппы «А» бригаденфюрер СС доктор Франц Шталекер:
С самого начала можно было утверждать, что сотрудничество с вермахтом протекает в целом хорошо, а в отдельных случаях, как например с 4-й танковой группой генерал-полковника Хёпнера, очень хорошо, чуть ли не сердечно. Разногласия, которые возникли с некоторыми ведомствами в первые дни, были в основном улажены в ходе личных переговоров181.
Начальник айнзацгруппы «Д», которая наступала в южной части Восточного фронта вместе с 11-й армией (генерал-полковник Риттер фон Шоберт), сообщал об «отличных» отношениях с учреждениями вермахта182.
VI. «Уничтожение мировоззрения^
117
Значение столь позитивного отношения вермахта к айнзацгруппам с точки зрения самих айнзацгрупп, распространённое Гейдрихом в предназначенных для информирования национал-социалистского руководства Донесениях о событиях, следует особо отметить именно потому, что ни Гейдрих, ни Гиммлер не были расположены к преувеличенному восхвалению вермахта183. Кроме того, из этого описания отношений видно, что любезность армии ни в коей мере не была вынужденной. Шталекер, а также Раш и Небе старались изобразить дело так, будто именно благодаря их умению, рвению и выдающемуся поведению удалось достигнуть столь многого в учреждениях вермахта.
Командиры айнзацгрупп и айнзацкоманд имели для своей удовлетворённости веские основания. Гейдрих и командиры айнзацгрупп заботились о том, чтобы «при проведении особо жестоких акций, которые могли привлечь внимание даже некоторых кругов в Германии», проявлять осторожность и по возможности оставаться на заднем плане184. Гейдрих и командиры айнзацгрупп надеялись на возможность проведения погромов в оккупированных областях. В основе их расово-идео-логической ограниченности лежало убеждение в том, что местное население якобы само по себе склонно к «самоочищению» от «проклятых» евреев и коммунистов.
Уже 17 июня Гейдрих объявил начальникам айнзацгрупп, чтобы они «не мешали... стремлениям антикоммунистических и антиеврейских кругов самоочиститься».
Они, напротив, если потребуется, должны инспирировать погромы, сами, правда, оставаясь в стороне, и направлять в нужном направлении. [...] Так как подобные действия по понятным причинам возможны только в первый период оккупации, айнзацгруппы и команды полиции безопасности и СД должны стремиться при взаимодействии с военными учреждениями по возможности вступать в захваченные районы по крайней мере вместе с передовыми командами. Это указание185 также было занесено начальниками айнзацгрупп в приказ186. Однако айнзацкоманды уже очень скоро должны были признать, что успехи, достигнутые с помощью этих методов, были крайне незначительны:
Предпринятые в своё время попытки тайно инспирировать еврейские погромы не привели, к сожалению, к желаемым результатам187.
Процент евреев, которые стали жертвами таких погромов, был сравнительно низким188.
Алиби, которое эти погромы должны были создать для айнзацгрупп перед вермахтом, оказалось явно излишним. Учреждения вермахта оказались готовы к сотрудничеству совсем иного рода, чем то, на которое мог надеяться Гейдрих, исходя из полученного в Польше опыта. Между отдельными армиями и прежде всего в нижнем звене самих армий существовало значительное расхождение в отношении масштабов сотрудничества. Отдельные части, находившиеся также и в тыловых районах, ограничивались необходимым минимумом контактов или даже старались саботировать «мероприятия» команд; некоторые смелые офицеры в полной мере использовали свободу действий, предоставленную руководством сухопутных сил189. Однако готовность к сотрудничеству, кажется, являлась правилом.
Соглашение между Гейдрихом и Вагнером обязывало армии брать команды на довольствие: снабжать их продовольствием, топливом, боеприпасами и т. д. Кроме
118
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
этого минимума снабжения, вскоре появилась система помощи, которая только и позволила малочисленным командам за несколько месяцев «справиться» с расстрелами десятков тысяч людей190.
К важнейшим проявлениям такой поддержки относятся приказы командующих армиями, которые издавались сразу после вступления в захваченные районы и обязывали евреев отмечаться и регистрироваться по месту жительства. Вероятно, по всему Восточному фронту командующие армиями обращались к гражданскому населению со следующими требованиями, которые печатались на больших плакатах:
Немецкий солдат пришёл не как завоеватель, но как освободитель от преступной системы правления, которая эксплуатировала и угнетала трудящихся крестьян и рабочих. После жестокой борьбы, хаоса и опустошения вместе с немецкими солдатами пришли порядок и безопасность. Можно начинать новую жизнь\
До окончательного урегулирования требуется следующее:
Все коммунистические и еврейские органы управления немедленно упраздняются. [...] Все евреи обоего пола должны носить на руках в качестве знака отличия белые повязки со звездой Давида.
Все евреи обоего пола должны срочно сообщить старосте общины о своём местожительстве.
Право свободного передвижения для евреев отменяется. Евреи, которые покидают населённые пункты без письменного разрешения старосты общины или немецкой инстанции, подлежат суровому наказанию.
Все евреи обоего пола от 16 до 50 лет находятся в распоряжении старосты общины для привлечения к работам.
Все евреи должны сдать старосте общины все принадлежащие им радиоприёмники.
Главнокомандующий немецкой армией191.
Если таким образом уже были созданы предпосылки к тому, чтобы командам оставалось всего лишь собрать зарегистрированных192 и отмеченных знаком жертв, то в отдельных районах войска ещё и помогали им в этом. Приказ командования 17-й армии от 7 сентября 1941 г., согласно которому «евреев обоего пола и любого возраста» при прохождении по мостам через Днепр следовало задерживать как «подозреваемых в контрразведывательных действиях», далеко не единичен193.
Особенно интенсивно сотрудничество между вермахтом и айнзацкомандами протекало в зоне ответственности группы армий «Юг» (главнокомандующий генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт), причём следует оставить открытым вопрос, зависело ли это от личности командующих тамошними частями или было «суровой необходимостью», то есть было следствием того, что на Украине проживала наибольшая часть еврейского населения194. В районе этой группы армий действовала айнзацгруппа «Ц», команды которой взаимодействовали с 6-й армией (генерал-фельдмаршал фон Рейхенау), 17-й армией (генерал пехоты фон Штюльпна-гель) и 1-й танковой группой (генерал-полковник Эвальд фон Клейст), а также айнзацгруппа «Д», которая взаимодействовала непосредственно с 11-й армией (генерал-полковник Риттер фон Шоберт), наступавшей с территории Румынии.
Уже отмечалась особая похвала, содержавшаяся в донесении айнзацгруппы «Ц» относительно готовности к сотрудничеству со стороны фон Рейхенау195. В свою
VI. «Уничтожение мировоззрения»
119
очередь Рейхенау «неоднократно с похвалой отзывался о работе айнзацкоманд и соответствующим образом защищал интересы СД перед своими штабами»196. Командир айнзацкоманды 4 а, штандартенфюрер СС Пауль Блобель отдал должное требованиям Рейхенау, когда в начале декабря смог сообщить о расстреле почти 60000 евреев и коммунистов197. В ряде крупных «акций», предпринятых командой Блобеля, заметна активная поддержка со стороны армии. Так, в июле 1941 г. в районе Житомира было расстреляно 2000 мужчин, женщин и детей еврейской национальности, после того, как комендант города оказал содействие при «прочёсывании» населённого пункта198. Ещё значительнее была помощь, оказанная при взятии украинской столицы Киева, где вообще состоялась одна из самых кровавых акций айнзацкоманд. Передовые части айнзацкоманды 4 а уже 19 сентября вошли в город вместе с первыми частями 6-й армии. 24 сентября туда прибыл штаб айнзацгруппы «Ц» и несколько позже сообщил:
Предусмотрена казнь по меньшей мере 50000 евреев. Вермахт приветствует эти меры и требует решительных действий. Комендант города лично выступил за публичную казнь 20 евреев199.
29 и 30 сентября в урочище Бабий Яр зондеркомандой 4 а, штабом группы и командами полицейского полка «Юг» было расстреляно 33 771 евреев. Айнзац-группа «Ц» подготавливала эту «акцию» в ходе ежедневных совещаний с учреждениями вермахта. Так, евреям было объявлено, что они будут переселены200.
Поддержка, которая была предоставлена Блобелю, не ограничивалась вспомогательными мерами, как, скажем, поддержка во время «акций по прочёсыванию населённых пунктов», задержание евреев в сельской местности, заготовка автомобилей и создание оцеплений во время самих «акций». По крайней мере в этом случае солдатам было приказано принять участие в акции: Когда в середине июля войска 6-й армии обнаружили в яме изуродованные трупы 10 немецких солдат, зондеркомандой 4а «в качестве возмездия ... при содействии полка полиции и полка пехоты было расстреляно 1160 евреев»201. Согласно общепризнанному мнению, Рейхенау в это время якобы верил в то, что евреи являются «носителями большевизма» и, соответственно, партизанского движения, а значит должны отвечать за все акции сопротивления. Однако это мало правдоподобно, поскольку сообщения айнзацкоманд и айнзацгрупп поступали также к офицерам абвера разведывательных отделов тех соединений, которым они были подчинены. То есть последние с самого начала обо всём знали202. Самое позднее в августе 1941 г. Рейхенау должен был знать, что речь идёт не о проводимых с большей «строгостью» наказаниях за отдельные преступления, а об истреблении целого народа203.
Знание этих причин необходимо, чтобы правильно оценить значение приказа, который был отдан фон Рейхенау 10 октября 1941 г. Конкретным поводом для этого приказа явилось то, что в армии Рейхенау, несмотря на поддержку, которая была оказана со стороны командования армии, это часто приводило к недоразумениям в нижнем звене204. Поэтому Рейхенау счёл необходимым занять принципиальную позицию:
Поведение войск по отношению к большевистской системе ещё чётко не определено.
120
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
No comments:
Post a Comment