Важнейшей целью кампании против еврейско-большевистской системы является полное уничтожение органов власти и истребление азиатского влияния на европейскую культуру.
В связи с этим перед войсками возникают задачи, которые выходят за чисто военные рамки. Солдат на Востоке не только сражается по правилам военного искусства, но и несёт в себе неумолимую народную идею и мстит за все зверства, причинённые немецкому народу и родственным с ним народам. Поэтому солдат должен иметь полное представление о необходимости сурового, но справедливого возмездия по отношению к еврейской низшей расе. Его дальнейшей целью является подавление в зародыше беспорядков в тылу вермахта, которые постоянно организуются евреями205.
Затем Рейхенау взялся за борьбу с партизанами, которые воспринимались ещё недостаточно серьёзно. Он категорически запретил брать в плен партизан и потребовал применения «драконовских мер», чтобы отвратить гражданское население от поддержки партизан206. В заключение он приказал:
Далёкий от всех политических соображений будущего солдат должен выполнить 2 задачи:
1. Полное уничтожение большевистского лжеучения, советского государства и его вооружённых сил;
2. Безжалостное истребление чуждого нам вероломства и жестокости и тем самым обеспечение жизни немецких солдат в России.
Только так мы решим наши исторические задачи и раз и навсегда освободим немецкий народ от азиатско-еврейской опасности201.
Этот приказ фон Рейхенау вскоре стал известен по всему Восточному фронту. Уже через неделю после его подписания фельдмаршал фон Рундштедт направил его в 11-ю и 17-ю армии, 1-ю танковую группу и командующему тыловым районом группы армий для передачи подчинённым частям208. До сих пор неясно каким путём, но явно с согласия Рейхенау, этот приказ был опубликован также в ставке фюрера; Гитлер охарактеризовал его как «отличный», после чего фон Браухич поручил генерал-квартирмейстеру Вагнеру направить этот приказ всем подразделениям на Востоке «с просьбой, - если это ещё не сделано, - отдать соответствующие этому приказу распоряжения». В последующем это приняло широкий размах209.
Командующие 11-й и 17-й армиями издали 20 и 25 ноября собственные версии приказа Рейхенау, которые при всей разнице в расстановке акцентов также представляют большой интерес. Генерал пехоты Эрих фон Манштейн, с 17 сентября командующий 11-й армией210, передал существенную часть из приказа Рейхенау с небольшими изменениями:
С 22 июня немецкий народ находится в состоянии войны не на жизнь, а на смерть против большевистской системы. Эта борьба ведётся не только против советских вооружённых сил согласно обычной форме и европейским правилам ведения войны.
Борьба идёт также за линией фронта. [...]
Еврейство является посредником между врагами в тылу и ещё ведущими борьбу остатками Красной Армии и Красного руководства. Оно сильнее, чем в Европе
VI. «Уничтожение мировоззрения»
121
8 165
занимает все ключевые пункты политического руководства и администрации, торговли и промышленности и является источником всяких смут и всевозможных беспорядков211.
Еврейско-болыпевистская система должна быть раз и навсегда уничтожена. Нельзя более допускать её в нашу европейскую жизнь.
Поэтому немецкий солдат имеет не одну задачу - сокрушить военные органы власти этой системы. Он выступает также носителем народной идеи и мстителем за все жестокости, причинённые ему и немецкому народу. [...]
Солдат должен знать о необходимости сурового возмездия по отношению к еврейству, духовному носителю большевистского террора. Необходимо также, чтобы все беспорядки, которые по большей части организуются евреями, подавлялись в зародыше212.
Наряду с этим суровым выступлением против евреев и коммунистов, которое мало чем отличалось от выступления Рейхенау, фон Манштейн расставил также свои собственные акценты. Сознавая, что «добровольная помощь [населения] в восстановлении оккупированных территорий абсолютно необходима для достижения наших экономических и политических целей», он потребовал «справедливого обращения со всеми небольшевистскими слоями населения»213. В заключение он «со всей суровостью» выступил
против произвола и корысти,
против одичания и нарушения дисциплины,
против всякого повреждения солдатской чести214.
Приказ командующего 17-й армии генерал-полковника Германа Гота215 также в основном соответствовал приказу фон Рейхенау. Всё же версия Гота интересна тем, что здесь приведено существенно более подробное обоснование важных выводов относительно факторов, которые благоприятствовали вовлечению войсковых командиров в политику уничтожения216. Во вступлении Гот утверждал, что приобрёл на фронте впечатление, будто не существует ясных представлений о немецких задачах на территориях Востока и о требуемой позиции солдат. Однако борьба против Советского Союза требует иного метода ведения войны, чем предыдущие кампании: Этим летом нам становилось всё более ясно, что здесь на Востоке друг с другом борются внутренне непреодолимые взгляды: с одной стороны - немецкое чувство чести и расы, столетиями сложившийся долг солдата, с другой - азиатское мышление, а также примитивные, натравливаемые небольшой кучкой еврейской интеллигенции инстинкты: страх перед кнутом, неуважение к нормам морали, нивелирование и пренебрежение собственной, ничего не стоящей жизнью. Всё же тем сильнее в нас мысль о том времени, когда к немецкому народу в силу превосходства его расы и его трудолюбию перейдёт господство над Европой. Мы ясно осознаём наше призвание спасти европейскую культуру от проникновения азиатского варварства. Мы знаем теперь, что должны бороться против ожесточённого и упорного противника. Эта борьба может окончиться только гибелью одного из нас. Третьего не дано.
Советское население должно быть убеждено в бессилии прежних хозяев и в неумолимой воле немцев уничтожить носителей большевизма. «Сочувствию и мягкос-
122
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
ти» по отношению к населению не должно быть места, и солдату следует особенно чётко понять «необходимость суровых мер против чуждых народу и расе элементов»: Россия - не европейское, но азиатское государство. Каждый шаг по этой враждебной, рабской стране говорит об этой разнице. Европа и в особенности Германия должны быть избавлены от этого давления и разрушительных сил большевизма217. Манфред Мессершмидт отстаивает мнение, будто Манштейн и Рейхенау рассматривали идеологические штампы не более, чем вид психологического приёма, испытанное средство для укрепления «моральной» и боевой готовности войск, а вовсе не как неизбежные догмы, из которых обязательно должно было следовать определённое поведение в отношении «неполноценных» рас. Командующим, пожалуй, было не совсем ясно, почему Гитлер находил приказы такого рода «отличными». Однако из-за «духовной ограниченности» этих командующих готовность «ставить военную необходимость над требованиями права» резко возросла218. Справедливо также, что эти приказы должны были одновременно служить укреплению боевого духа. Однако это значит, что идеологическую основу следует понимать только как побочный продукт и упускать из виду конкретную историческую ситуацию, в которой возникли эти приказы. Так, в отношении фон Рейхенау уже ясно, что обращения против еврейского населения были сформулированы им совершенно сознательно. Наиболее чётко это нашло своё выражение в высокой оценке, которую начальник айнзацгруппы «Ц», - на основании ясного представления о позиции фон Рейхенау, сложившегося в результате личного контакта, - дал этому приказу; Раш оценил этот приказ как чёткое вспомогательное средство по проведению его задачи219. Несмотря на это, приказ Рейхенау вместе с последующими приказами других командующих является примером того, как радикализация национал-социалистской политики уничтожения опережала сама себя: в стремлении отличиться фон Рейхенау существенно вышел за рамки существовавших к тому времени в армии приказов. Этим он поставил других командующих перед необходимостью следовать за ним, если они не хотели отстать от показанного им примера. Одновременно он провёл грань, переступив которую, армия в своей совокупности уже не могла более выйти из политики уничтожения. Он дал знать Гитлеру, что армия созрела для дальнейших требований.
Уже упоминалось, что подобно 6-й армии 11-я и 17-я армии также очень тесно сотрудничали с айнзацгруппой «Д» (штандартенфюрер СС Отто Олендорф) и зондеркомандой 4 b (штурмбанфюрер СС Гюнтер Херман), причём ещё при фон Шоберте и фон Штюльпнагеле, которые возглавляли эти армии до фон Манштейна и Гота.
Для 11-й армии богатый материал по этой проблеме дают прежде всего сохранившиеся документы коменданта 553-го тылового района 11-й армии220. Позицию задействованных в этом районе полевых комендантов разъясняет к примеру сообщение от 27 июля 1941 г.:
Еврейское население грубо и поэтому с ним следует обращаться с величайшим недоверием. Румынские войска обращаются с евреями отчасти с нехарактерными для немецких чувств средствами и поступают с ними с надлежащей суровостью221. О расстрелах еврейского населения, проводившихся командами айнзацгруппы «Д» совместно с украинской милицией, дают чёткую картину донесения гарни
VI. «Уничтожение мировоззрения»
8*
123
зонных и полевых комендатур222. Здесь также показано, что евреи регулярно задерживались патрулями и передавались СД «для дальнейших распоряжений»223. Коменданты гарнизона заботились о регистрации евреев и тем самым о подготовке «акций», армейские инстанции постоянно информировались о предстоящих расстрелах.
Регистрация проживающего в Керчи еврейского населения ещё не завершена. Ликвидация евреев должна быть проведена как можно скорее из-за угрожающей ситуации со снабжением города224.
Если расстрелы евреев воспринимались как само собой разумеющиеся, то не стоит удивляться, что и подразделения вермахта отнимали у команд СД их работу: Для защиты от происков партизан и ради обеспечения безопасности расположенных здесь соединений оказалось крайне необходимым обезвредить 14 проживавших здесь евреев (мужчин и женщин). Приведено в исполнение [836-м стрелковым батальоном охраны тыла] 26 ноября 1941 г.225
Случалось также, что гарнизонные коменданты сами привлекали айнзацкоманды к проведению расстрельных акций226. - Так, командование 11-й армии привлекло зондеркоманду 11 b к акции «по регистрации нежелательных элементов (партизан, саботажников, различных вражеских групп, шпионов, евреев, руководящих коммунистов и т. д.)»227.
Когда историки ознакомились после войны с приказом Манштейна, то закономерно возник вопрос, знал ли он о расстрелах евреев. Сам Манштейн категорически это отрицает228. Такая постановка вопроса некорректна, так как она предусматривает, что один Манштейн несёт за это ответственность. Однако, не принимая во внимание его личную позицию, сохранившиеся источники свидетельствуют очень чётко, что взаимодействие между армейскими инстанциями и командами СД зависело в значительной мере от отдельных решений, которые были приняты подчинёнными инстанциями229. Что касается самого Манштейна, то возникает вопрос, что конкретно имел в виду командующий армией, который к примеру слушал речь Гитлера от 30 марта и не мог на протяжении полугода войны на Востоке стоять в стороне от явлений этой войны, когда говорил о «суровом возмездии по отношению к еврейству, духовному носителю большевистского террора», которое немецкий солдат должен быть «осознать»230.
В случае с 17-й армией готовность к сотрудничеству при истреблении евреев шла ещё дальше. Уже в первые дни кампании верховное командование думало о том, как наиболее целесообразно должны действовать айнзацкоманды и предложило РСХА
использовать в акциях по самоочищению антикоммунистически и антиеврейски настроенных поляков, проживавших на недавно оккупированных территориях231. Когда в занятом войсками Кременчуге было отмечено 3 случая повреждения кабеля, «зондеркоманде 4Ь было предложено предпринять репрессии против кременчугских евреев»232. То, что речь идёт не только о самоуправстве офицера абвера разведотдела армии, видно из характерного приказа, подписанного командующим армией, генералом пехоты Карлом-Генрихом фон Штюльпнагелем 30 июля 1941 г.: «Если в случае саботажа или нападения на военнослужащих нельзя найти конкретных виновных, то в качестве возмездия должны быть расстреляны
124
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
евреи или коммунисты, особенно еврейские комсомольцы»233. Что же могло побудить фон Штюльпнагеля, который в 1939-1940 гг., будучи первым обер-квартирмейстером в генеральном штабе сухопутных сил, оказывал содействие военной оппозиции и поддерживал борьбу против преступлений СС в Польше234, сотрудничать таким образом с приданной ему командой в деле ликвидации евреев и большевиков? Очень часто повторяемый аргумент, что, мол, готовность к борьбе с коммунизмом всеми имеющимися средствами заставляла забывать о последствиях, которые это имело для евреев, к Штюльпнагелю не относится. То, что он полностью принял гитлеровское отождествление еврейства и коммунизма, доказывает не только упомянутый выше приказ от 30 июля 1941 г., но ещё более явственно письмо, которое он направил 21 августа 1941 г. в отдел пропаганды вермахта в ОКВ. В нём Штюльпнагель ставил следующие «требования к немецкой пропаганде: Ожесточённая борьба против еврейства... самое убедительное разъяснение сути еврейства»235.
Если даже на основании этих примеров вопрос о сотрудничестве между армией и айнзацгруппами и не раскрыт в полной мере, то всё же из этого становится ясно, что нет почти никакого смысла в общепринятой классификации генералитета: «исключительно консервативный» фон Рундштедт, узкий специалист фон Ман-штейн, национал-социалист фон Рейхенау, консервативный оппозиционер фон Штюльпнагель236: в их отношении к карательным командам существуют лишь незначительные различия.
Сопротивление акциям команд документально засвидетельствовано только в нескольких случаях. То, что командующие армиями не разрешали критиковать действия команд, не в последнюю очередь видно из приказов фон Рейхенау, фон Манштейна и Гота, направленных против недостаточного «понимания». Там, где доходило до серьёзных конфликтов, речь шла о протестах отдельных смельчаков, желавших воспользоваться свободой действий, которую ещё оставляли отданные ОКВ и ОКХ приказы. Однако только в очень редких случаях они находили поддержку у войсковых командиров. Это со всей убедительностью показывает следующий факт, случайно получивший отражение в документах237.
Начальник оперативного отдела 295-й пехотной дивизии, подполковник генерального штаба Хельмут Гроскурт238 узнал в августе 1941 г. в Белой Церкви (Украина) о том, что 90 грудных и малолетних детей еврейской национальности, долгое время в жалком состоянии страдавшие без пищи и воды, - их родители уже были расстреляны, - должны быть убиты частями зондеркоманды 4а (штандартенфюрер СС Блобель). Гроскурт пытался добиться у главнокомандующего группой армий «Юг» решения об отмене проведения расстрелов, но был направлен начальником оперативного отдела группы армий в 6-ю армию, - ответственную за акцию. На следующий день Гроскурт узнал от начальника разведотдела 6-й армии, что «господин командующий [фон Рейхенау] признаёт необходимость устранения детей и хотел бы, чтобы эти меры были выполнены в любом случае»239, после чего дети были расстреляны.
Во время переговоров с Блобелем возник конфликт между Гроскуртом и его адъютантом, с одной стороны, и Блобелем, офицером абвера разведотдела 6-й армии, неким капитаном и подполковником, исполнявшим обязанности полевого
VI. «Уничтожение мировоззрения»
125
коменданта, с другой. Полевой комендант, который, как полагал Гроскурт, был
инициатором расстрела, пытался при этом
перевести дело в идеологическое русло и вызвать спор по принципиальным вопросам. Он заявил, что считает уничтожение женщин и детей еврейской национальности настоятельно необходимым, и не имеет значения - в каких формах оно протекает240.
Так как Блобель угрожал донести об этом Гиммлеру и Гроскурт опасался «осложнений с политическими инстанциями», которые действительно могли возникнуть, ибо Блобель имел основательное прикрытие в лице Рейхенау, он сообщил об этом инциденте начальнику штаба группы армий «Юг» фон Зоденштерну. В качестве обоснования своего вмешательства он привёл довод, что это, мол, имело лучшие шансы на успех при необходимости поддерживать дисциплину, причём он также со всей открытостью критиковал практику расстрелов. В заключение, однако, он занял очень ясную позицию:
Войска должны воспитываться своими командирами в чисто солдатском образе мыслей, призывая избегать насилия и грубости в отношении безоружного населения. Они должны иметь самое полное представление о суровых мерах против партизан. Однако в данном случае против женщин и детей приняты такие меры, которые ничем не лучше тех зверств со стороны противника, с которыми войска уже ознакомились по ходу дела [...] Войска ожидают каких-то действий со стороны своих офицеров241.
С этим докладом фон Зоденштерну Гроскурт ознакомил также фон Рейхенау. В резком письме к дивизии Гроскурта последний выразил ему своё неодобрение242. Через начальника разведотдела группы армий «Юг», с которым он был довольно близок, Гроскурт ещё раз обратился к фон Зоденштерну, причём взывал к его долгу по отношению к прусским традициям.
Начальник разведотдела группы армий «Юг», который как постоянный участник переговоров с начальником айнзацгруппы «Ц» в целом был информирован об этом деле гораздо лучше, чем сам Гроскурт, сообщил последнему, что считает дело закрытым после того, как фон Рейхенау признал его решённым:
По сути дела тут не получится ничего, кроме неприятностей, ибо от вмешательства высших инстанций в столь деликатное дело я на основании своего опыта не ожидаю для подчинённых слишком многого, если таковое вообще произойдёт в этом деле. Так что давайте думать о своих делах и забудем про этот случай!243. Групповое согласие, к которому апеллировал Гроскурт, ещё существовало в его дивизии, - её командир одобрил его действия, - но его уже не было в штабах группы армий «Юг» и 6-й армии; в свою очередь полевой комендант представлял новое, национал-социалистское групповое согласие.
Правда, и в других штабах прозвучала критика; так, офицер абвера разведотдела группы армий «Центр», майор генерального штаба фон Герсдорф в декабре 1941 г. в связи с объездом линии фронта сообщал, что «расстрелы евреев, пленных и комиссаров почти везде в офицерском корпусе вызывают осуждение» и рассматриваются «как урон для чести немецкой армии»244. Фон Хассель в Берлине в начале ноября 1941 г. также констатировал перелом в настроениях; в качестве определяющих факторов он среди прочего назвал:
126
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
[...] 4. Гневное осуждение со стороны всех порядочных людей гнусных действий на Востоке против евреев и пленных. [...]
5. Медленно нараставшая «склонность» военного руководства к отстранению от всего этого гнусного свинства245.
Однако ни в руководстве сухопутных сил, ни в высшем войсковом командовании осознание этого не привело ни к каким последствиям. Командующие группами армий и армиями не были готовы рисковать своей карьерой из-за расстрелов евреев и пленных. Их столкновения с Гитлером и ОКВ, равно как и конфликты с ними фон Браухича и Гальдера касались исключительно проведения военных операций246. Те же, которые пытались что-то изменить, были тогда совсем молодыми штабными офицерами, которые только после поражения под Сталинградом занялись организацией военного сопротивления, правда, вовсе не из-за морального возмущения политикой истребления. Конечно, неверным было бы утверждение, что, мол, сотрудничество с айнзацкомандами во всех армиях было таким же интенсивным, как в зоне ответственности группы армий «Юг».
Правда, в группах армий «Север» и «Центр» сотрудничество тоже было достаточно тесным. «Донесения о событиях» для этих зон также содержат только похвалу в адрес вермахта247. Причём для зоны ответственности группы армий «Центр» источники позволяют получить более полное представление о позиции командующих и о мотивах, которые способствовали дальнейшей такого рода интеграции.
Главнокомандующий группой армий «Центр», генерал-фельдмаршал Федор фон Бок записал 4 августа 1941 г. в своём дневнике:
На основании представленных мне, оказавшихся позднее преувеличенными слухов, я велел просить ответственного за мой тыловой район, но не подчинённого мне начальника полиции Небеля [то есть Небе] дать указания, чтобы казни в зоне ответственности моего непосредственного командования проводились только в том случае, если речь идёт о вооружённых бандитах и преступниках. Герсдорф248 сообщает, что Небель дал на это своё согласие249.
Эта запись интересна во многих отношениях. Она со всей желаемой ясностью раскрывает точку зрения большей части офицерского корпуса: нежелание быть связанными с убийствами, совершёнными айнзацкомандами, и «сохранить чистоту мундира». При этом фон Боку удалось, однако, оставить нетронутой «непосредственно подчинённую ему зону» командования. К тому же его ограничение приняло весьма относительный характер, поскольку он особо исключил из него «вооружённых бандитов и преступников» - для команд СД весьма растяжимое понятие.
Далее из записи следует, что по всей вероятности, лица из числа подчинённых обратили внимание Бока на масштаб расстрелов евреев. Однако он или не проявил большого интереса к выяснению этих дел, или был неверно информирован о масштабе казней своим штабом или командующим тыловым районом группы армий «Центр» генералом пехоты Максом фон Шенкендорфом. «Слухи» были отнюдь не преувеличенными: уже 22 июля из штаба группы армий «Центр» сообщалось в военно-экономический штаб «Восток»:
В огромном количестве, доходящем до нескольких тысяч, расстреляны евреи, заподозренные в призыве к неповиновению. В результате этого еврейство запугано и готово к работам250.
VI. «Уничтожение мировоззрения»
127
В тыловом районе группы армий «Центр» начальник айнзацгруппы «Б» Небе с самого начала установил хорошие отношения с командующим251. В этом районе вскоре возникли крупные партизанские отряды. Они пополнялись в основном за счёт отставших войсковых частей, которые избежали плена во время боёв в окружении. Кроме того, очень скоро сказалось действие неслыханно жестоких «чисток» в тыловых районах, в процессе которых особо выделилась прежде всего кавалерийская бригада СС252. Развернувшееся партизанское движение дало возможность начальнику айнзацгруппы «Б» Небе и инспектору полиции и СС в «Центральной России» фон Бах-Зелевскому воспользоваться потерями, нанесёнными войскам со стороны партизан, и провести уничтожение евреев под видом «борьбы с партизанами». Небе и Бах-Зелевский использовали готовность войск к принятию суровых мер. Совместно с Шенкендорфом они организовали курс обучения необходимым методам борьбы с партизанами. Будучи последовательным, Небе выступил с докладом на тему «Еврейский вопрос с учётом партизанского движения»253. И здесь войска были вполне готовы к отождествлению евреев, большевиков и партизан.
Интенсивное сотрудничество вермахта с айнзацгруппами, доходившее во многих отдельных случаях до совместно производимых расстрелов, привело в течение первых месяцев к таким явлениям в войсках, которые даже с точки зрения сторонников более тесного сотрудничества зашли слишком далеко.
22 июля 1941 г. начальник штаба 11-й армии полковник Вёлер выступил против того, чтобы солдаты фотографировались во время массовых расстрелов и погромов и сообщали об этом на родину: «Нездоровый интерес к таким акциям - не достоин звания немецкого солдата». Вёлер резко высказался о «гнусных бесчинствах», которые «глубоко противоречат чувству собственного достоинства немцев»254. Правда, имелись в виду массовые убийства, совершаемые румынской армией; с айнзацгруп-пой «Д», которая, как и её начальник Олендорф, проводила казни «в военной форме», Вёлер сотрудничал весьма активно.
Жадные до сенсаций зрители долгое время создавали проблему, с которой приходилось бороться соединениям вермахта, в зоне ответственности которых проводились расстрелы евреев. Об этом свидетельствуют многочисленные приказы, посредством которых войсковые командиры выступали против «присутствия любопытных или фотографирования во время проведения мероприятий зондеркоман-дами»255. Более серьёзным, однако, было то, что «солдаты и даже офицеры брались за расстрелы евреев и принимали в них активное участие»256, причём не только в единичных случаях. Это зашло так далеко, что в одном случае айнзацгруппа «Ц» жаловалась на то, что одной из её акций помешали, в таких словах:
Вопреки запланированному мероприятию в Умани уже 21 сентября 1941 г. дело дошло до эксцессов против евреев со стороны личного состава милиции и при активном участии очень многих немецких военнослужащих257. Здесь если и не во всеобщем, то всё же в ужасающе широком масштабе наступило предвиденное уже последствие вовлечения вермахта в политику уничтожения, а именно: ожесточение войск, направленное равным образом против евреев, коммунистов и военнопленных. Неоднократно повторявшиеся приказы против самовольного участия солдат в расстрелах евреев, боязнь, что в противном случае
128
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
«власть выскользнет из рук командиров и войска превратятся в толпу», ясно показывают в какой мере одичание войск прогрессировало осенью 1941 г.258 Указанные в приказе Манштейна обращения «против произвола и своекорыстия, одичания и недисциплинированности, всякого нарушения воинской чести», также следует рассматривать именно как выступления против данных явлений, а не как скрытую критику совершённых айнзацкомандами карательных акций239.
Хоть руководство сухопутных сил и видело этот огрубляющий эффект, как возможное следствие «преступных приказов», но надеялось на то, что офицерский корпус по прежнему привержен своей в высшей степени оппозиционной позиции и будет в состоянии помешать негативным последствиям приказов. Оно исходило из того, что офицерский корпус вполне способен увидеть разницу между мерами террора, проводимыми в рамках дисциплины, и «произволом». Допускаемые и поддерживаемые войсковыми командирами убийства, которые со всей открытостью проводились айнзацкомандами в первые месяцы; откомандирование частей для оказания помощи в «акциях прочёсывания», в оцеплении мест расстрела и в самих казнях; безжалостные меры воздействия на население, как то расстрелы заложников, выставление напоказ на несколько дней повешенных коммунистов, «саботажников», «террористов», сжигание дотла деревень и массовые расстрелы их жителей; именно воспринятая армией пропаганда в отношении представителей низшей расы260 и «преступные приказы» прежде всего и привели к тому, что многие солдаты вообще не знали об этом различии. Однако часто случалось и так, что солдаты, хоть и видели разницу, но считали её признаком недостаточной последовательности руководства сухопутных сил. Эти солдаты были готовы вести войну так, как этого желало национал-социалистское руководство и как это уже отработали айнзацгруппы и «ваффен СС».
Во всяком случае войсковое командование оказалось беспомощным перед лицом идеологически мотивированных «эксцессов» со стороны отдельных солдат. Это видно, например, из распоряжения командующего тыловым районом группы армий «Юг» генерала пехоты Карла фон Рока от 1 сентября 1941 г. После того как он - в повторение приказа от 29 июля - резко выступил против самовольных расстрелов евреев или участия в казнях, он распорядился:
Любые самовольные расстрелы местных жителей, в том числе евреев, отдельными солдатами, а также любое участие в карательных мероприятиях, проводимых органами СС и силами полиции, следует рассматривать по меньшей мере как нарушение дисциплины, но привлекать к судебной ответственности за это не нужно261. Из-за противоречивой позиции руководства сухопутных сил и значительных уступок, сделанных в отношении ведения войны по идеологическому принципу, дела приняли такой оборот, что командующие войсками были уже в значительной степени не властны повернуть ход событий вспять даже тогда, когда негативные последствия такого ведения войны стали для всех очевидны. Если командующий хотел принять меры против такого рода индивидуальных «эксцессов», - если вообще о них знал, - то это было возможно только там, где военный судья был одного с ним мнения в понимании сути плана «Барбаросса»262.
Во всех звеньях армии проявились теперь последствия развития вермахта в национал-социалистском государстве. Ибо дальнейшее вовлечение вермахта в поли
VI. «Уничтожение мировоззрения»
129
тику истребления на Востоке было не только непосредственным следствием «преступных приказов» и давления высших командных инстанций, но и результатом «приобщения» армии к национал-социализму при фон Фриче и в ещё большей степени при фон Браухиче. Не случайно в приказах фон Рейхенау, фон Манштейна и Гота говорилось о том, что войска на Востоке имеют такие задачи, которые выходят «за рамки традиционной солдатской морали», и что солдат должен выступать здесь «носителем народной идеи», иными словами, необходим был борец за такое мировоззрение, которое фон Браухич, следуя примеру СС, пропагандировал в армии с 1938 г.263
«Идеологическая ориентация» вермахта в национал-социалистском государстве была, конечно, необходимым, но не достаточным условием для достигнутых в 1941 г. масштабов вовлечения вермахта в национал-социалистскую политику истребления. Этим, конечно, ещё нельзя объяснить вовлечение в это многих солдат, которые прежде придерживались «консервативной линии». Дальнейшее объяснение предполагает анализ механизмов оправдания и самоуспокоения, с помощью которых как айнзацкоманды, так и войска, сознававшие своё участие в истреблении евреев, справлялись со своими переживаниями. Первой исходной установкой был широко распространённый воинствующий антибольшевизм, который привёл к тому, что они слепо поверили всему, что отечественная пропаганда говорила об идеологических врагах. Отождествление понятий «еврейство» и «большевизм» позволило привлечь к уничтожению евреев представителей этой линии, хотя обычно они держались весьма отстранённо по отношению к «вульгарному» антисемитизму в духе Штрейхера. Этот элемент ясно виден в приказах фон Рейхенау и фон Манштейна и преобладает в рапортах айнзацгрупп, где политические основания в убийстве евреев имели гораздо больший вес, чем расовые. Следующей исходной установкой были увечья, нанесённые войскам со стороны партизан, которые ещё деятелям в ОКВ и ОКХ позволили найти убедительные объяснения для «преступных приказов». Когда войска разрешили айнзацкомандам наступать в первом эшелоне вместе с передовыми частями, - команды сами просили об этом, - то сделали это потому, что предпочитали передать этим командам расстрелы комиссаров и коммунистических деятелей, как того требовали «преступные приказы»264, и надеялись благодаря им в зародыше подавить ожидавшееся партизанское движение, тем самым «защитив войска от каких бы то ни было беспорядков»265. Предоставив айнзацкомандам неприятное дело - борьбу с первоначально незначительными партизанскими группами, они одновременно дали им возможность преподнести борьбу с партизанами как истребление евреев. Команды без содействия со своей стороны получили монополию на получение сведений о «бесчинствах партизан». Это позволило им манипулировать действиями войскового командования там, где и без того имелась готовность к бесцеремонному «решению еврейской проблемы». Почти везде командующие войсками были, видимо, готовы поверить в сфабрикованный айнзацкомандами или даже уверо-ванный ими вымысел о том, что за партизанами якобы скрываются евреи. Это подтверждают следующие примеры.
Когда 6 июля 4-я танковая группа (генерал-полковник Хёпнер) обратилась в ОКХ с просьбой выступить в защиту «хорошего и справедливого обращения с
130
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
лояльно настроенным населением», было добавлено, что в «довольно редких случаях саботажа ... следует обвинять отдельные коммунистические элементы, прежде всего евреев»266. В штабе 17-й армии были также убеждены в том, что за случаи саботажа ответственность должны нести именно евреи267. Эта убеждённость особенно ясно выражена в приказах фон Рейхенау и фон Манштейна, в которых говорится, что «беспорядки [в тылу армии] организуются в большинстве случаев евреями» и что «еврейство ... является посредником» между противником и партизанами. В конце концов, было безразлично, были ли сами упомянутые лица воинствующими антисемитами и использовали это утверждение как средство для достижения цели, отнеслись ли они доверчиво к вымыслу айнзацкоманд или же они тем самым просто успокаивали свою совесть268.
Эти объяснения с самого начала были привычны для айнзацгрупп и команд. Они сознавали, что для массовых убийств необходимо «убедительное» обоснование, не только для того, чтобы убедить в необходимости их действий такие непосвящённые инстанции, как учреждения вермахта, но и отдельных членов команд, которые сновали от одной братской могилы к другой. Уже первое массовое убийство евреев, о котором было заявлено, характеризовалось как «карательная акция»269. В других случаях евреи расстреливались «в качестве возмездия», - или для этого находили действительные причины, как то нападение партизан, саботаж, мнимый или действительный поджог, или речь шла просто «о возмездии за зверства Советов»270. В других случаях говорили о расстрелах «по праву войны» или «согласно обычаям военного времени», о расстрелах за «распространение слухов» и по причине «угрозы возникновения эпидемии» или за «нарушение прав». Эти вымыслы часто обнаруживаются в донесениях айнзацгрупп. Так, когда айнзацгруппа «А» сообщала в донесении, что она, мол, казнила в Белоруссии 41000 евреев, то сюда следует причислить также «около 19000 партизан и преступников, то есть также в большинстве своём евреев, расстрелянных вермахтом [!] к декабрю 1941 г.»271. Приказы фон Рейхенау и его последователей важны по той причине, что они скрепляли печатью своего военного авторитета вымысел айнзацкоманд.
6. Последствия сотрудничества
Политика руководства сухопутных сил, направленная на то, чтобы в самом широком масштабе содействовать уничтожению большевизма, но избегать участия в акциях массового истребления и «сохранить чистоту мундира», потерпела крах. Эта концепция, согласно которой такого рода интенсивное сотрудничество не могло возникнуть уже потому, что завоёванные территории очень быстро должны были перейти из-под ответственности военных в ведение рейхскомиссаров, потерпела поражение не только потому, что не получилось быстрой победы. Она не удалась уже в силу противоречивой политики руководства сухопутных сил в отдании приказов, которая содействовала радикализации этих самых приказов, а также в силу широкой готовности войск к дальнейшей интеграции.
Ускоренный самой армией процесс вовлечения её в политику истребления на Востоке имел далеко идущие последствия. До этого существовало не подлежащее
VI. «Уничтожение мировоззрения»
131
отмене особое положение армии, как относительно самостоятельного носителя власти в национал-социалистском государстве. Это особое положение могло сохраняться только до тех пор, пока армия сохраняла чёткую внешнюю и внутреннюю дистанцию в отношении сугубо национал-социалистских принципов ведения войны. Политика руководства сухопутных сил отнюдь не способствовала укреплению позиций армии в национал-социалистском государстве, даже если так могло казаться летом 1941 г. В выигрыше оказались только Гиммлер и Гейдрих, чей вес возрос за счёт потери веса руководства сухопутных сил и внутреннего упадка армии. Масштаб сотрудничества между армией и айнзацкомандами был таким образом индикатором «падения престижа армии»272. После всего сказанного возникает вопрос, какое значение это вовлечение в политику истребления имело для «решения еврейского вопроса».
До последнего времени в науке преобладала концепция, согласно которой Гитлер отдал приказ об истреблении евреев весной 1941 года в самой тесной связи с приказом о комиссарах273. Уве Дитрих Адам убедительно доказал, что такой приказ не мог быть издан до осени 1941 г. и что Гитлер «с большой долей вероятности... не стремился изначально к «окончательному решению» в той форме, в какой оно было осуществлено позже, как к политической цели»274. Этот тезис Адама, исходя из анализа процесса вовлечения, следует поддержать и дополнить.
Не полежит сомнению, что в начале 1941 г. Гитлеру мерещилась общая цель -устранение единых «еврейства и большевизма». Синхронно с процессом вовлечения вермахта в политику уничтожения была принята более радикальная формулировка и дифференциация этой направленной на уничтожение цели. В начале марта 1941 г. Гитлер ещё не верил, что советские земли можно подчинить немецкой власти в той мере, в какой он решил это сделать в июле 1941 г. В его директивах, которые 3 марта Йодль передал в отдел «L» штаба оперативного руководства вермахта, ещё говорилось о том, что Советский Союз должен быть «расчленён на государства с собственными правительствами, с которыми мы можем заключить мир». Если «еврейско-большевистская интеллигенция и должна быть устранена, то условия, созданные в результате русской революции, устранить не удастся.
Несомненно, что ещё в марте Гитлер считал нереальным устранение результатов большевистской революции, однако в июле это стало уже его главной целью. На смену планам расчленения СССР на подчинённые немецкой гегемонии национальные государства, пришёл план низвести статус советских территорий по эту сторону Урала до уровня эксплуатируемых колоний с населением готовых к работе рабов. Однако это было возможно только в том случае, если бы была истреблена не только «еврейско-большевистская интеллигенция», но и всякий потенциальный источник сопротивления, если бы, как выразился Гитлер на одном из решающих совещаний с руководящими кадрами, «расстреливали каждого, кто косо посмотрит»275. Однако это означает, что для Гитлера с марта месяца оценка результатов, достижимых посредством имеющихся сил, решительно изменилась. Условием этого было согласие военного командования на значительно большее участие вермахта в политике уничтожения.
132
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
Тезис о том, что сама готовность к участию в политике истребления радикализировала эту политику, по моему мнению подтверждают имеющиеся источники о начале карательных акций, совершённых айнзацгруппами.
Начальник РСХА, группенфюрер СС Рейнхард Гейдрих настойчиво указывал в письменных директивах, которые он направил 2 июля 4-м предусмотренным для оккупированных советских территорий инспекторам полиции и СС «в целях избежания возможных неясностей при взгляде на организационное использование и фактический круг задач айнзацгрупп», на достигнутое с ОКХ соглашение от 26 марта276. В «инструкции для командира айнзацгруппы и айнзацкоманды» об этом говорилось следующее:
Отношениям с вермахтом посвящен приказ ОКХ от 26 марта 1941 г., который следует чётко исполнять. На основании этого приказа следует поддерживать самое лояльное сотрудничество с вермахтом. Отданные в рамках этого приказа указания вермахта следует чётко соблюдать277.
Как уже упоминалось, это соглашение было сформулировано открыто, но дело было главным образом в том, какую интерпретацию примут заинтересованные инстанции. Формулировки, которая допускала бы общую казнь всех евреев, причём в армейской зоне ответственности, в нём явно не было. Поэтому интересно, как Гейдрих в директивах для инспекторов полиции и СС, которые должны были играть в предусмотренных рейхскомиссариатах ту же роль, что играли айнзацгруппы в зоне ответственности ОКХ, определил круг жертв. При этом его требования по сути не выходили за рамки плана «Барбаросса» и приказа о комиссарах. Следовало ликвидировать всех высших, средних и «радикально настроенных низших» партийных деятелей, все «прочие радикальные элементы», а также всех «евреев в государственных и партийных органах»278.
То, что в момент, когда вышли директивы Гейдриха, массовые казни евреев уже шли полным ходом, не противоречит моему тезису279. Согласно детальному сообщению начальника айнзацгруппы «А» бригаденфюрера СС доктора Франца Шталекера, с октября 1941 г. «посвященная чистке работа полиции безопасности согласно принципиальным приказам имела своей целью как можно более масштабное устранение евреев»280. Из этого же сообщения следует, что к началу восточной кампании, принимая во внимание вермахт, действовали очень осторожно:
[...] уже в первые часы после вторжения, хоть и среди существенных трудностей, местные антисемитские силы побуждались к погромам против евреев. Согласно приказу полиция безопасности принялась за разрешение еврейского вопроса всеми средствами и со всей решительностью. Причём было желательно, чтобы необычайно суровые меры, могущие вызвать возмущение даже в немецких кругах, применялись ими далеко не сразу. Внешне следовало представить дело так, будто эти меры были инициированы местным населением и являлись его естественной реакцией на многолетнее угнетение со стороны евреев и террор со стороны коммунистов в предыдущие годы281.
Погромы, которые должны были инициировать айнзацкоманды, - сами, правда, по распоряжению Гейдриха, «оставаясь в стороне»ш, - должны были с одной стороны устранить имеющиеся со стороны вермахта сомнения, а с другой - сохра-
VI. «Уничтожение мировоззрения»
133
нить для айнзацкоманд путь к отступлению, который был возможен путём указания на то, что речь, мол, идёт об эксцессах со стороны местного населения283.
Сверх ожиданий лёгкая работа айнзацгрупп на Востоке привела не только к тому, что Гиммлер и Гейдрих приблизились к цели «как можно более масштабного устранения евреев» в советских землях гораздо быстрее, чем они сами могли на это надеяться. Широкий масштаб сотрудничества со стороны вермахта дал национал-социалистскому руководству понять, что эта властная структура не будет противиться последующему суровому обращению с немецкими евреями и евреями на остальных, контролируемых немцами территориях284. Следствием этого процесса было также то, что осенью 1941 г. произошло полное формальное лишение прав немецких евреев и начата их депортация на Восток285. Благодаря предупредительности вермахта национал-социалистское руководство смогло довести цель уничтожения к её конечному результату. Речь шла уже не о «как можно более масштабном устранении евреев» на Востоке, но о ликвидации всех евреев на контролируемых немцами территориях.
VII. МАССОВАЯ СМЕРТНОСТЬ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В 1941-1942 гг.
19 февраля 1942 г. руководитель рабочей группы по использованию рабочей силы в управлении 4-хлетним планом, министериаль-директор Мансфельд1 выступил в имперской экономической палате с докладом по «общим вопросам использования рабочей силы». Касаясь постоянно обостряющейся нехватки рабочей силы, Мансфельд заявил:
Нынешние трудности с использованием рабочей силы не возникли бы, если бы своевременно было принято решение о широком использовании труда русских военнопленных. В нашем распоряжении находилось 3,9 млн. русских2, из которых осталось лишь 1,1 млн. Только с ноября 1941 г.3 по январь 1942 г. умерло 500000 русских. Число русских военнопленных, в настоящее время используемых на работах (400000), едва ли может быть увеличено. Если устранить тифозные заболевания, то, пожалуй, появится возможность задействовать в экономике ещё дополнительно 100000-150000 русских4.
Итак, из советских военнопленных, находившихся в немецких руках, к этому времени умерло или было убито 2 млн. человек5. Уже было показано, как стало возможным уничтожение айнзацгруппами в районе ОКВ и прифронтовой зоне примерно 600 000 военнопленных, большая часть которых была ликвидирована до весны 1942 г. Как же произошло, что между началом похода на Восток и концом января 1942 г. ежедневно погибало около 6000 пленных?
Военное командование уже ранее было озабочено тем, чтобы найти извинительное объяснение для массового вымирания пленных, ибо бедствия пленных вызывали беспокойство среди гражданского населения оккупированных территорий и, естественно, среди самих пленных. Отдел пропаганды штаба оперативного руководства вермахта издал 10 ноября директиву о том, как следует вести пропаганду в прифронтовых районах:
Поскольку настроения в лагерях военнопленных не являются тайной для гражданского населения и партизан, а тем самым известны также противнику, следует провести тщательно спланированную контрпропаганду. [...] Недостаточное питание военнопленных и задержка с использованием их на работах не входят в намерение немецкого вермахта. Ответственность за войну и, соответственно, за лишения, которые должны переносить военнопленные, несут московские правители. Сталин отдал преступный приказ об уничтожении запасов продовольствия, средств производства и транспорта. Соотечественники пленных сами принимали участие в осуществлении этого дьявольского приказа. [...] Немецкий вермахт обеспечен регулярным снабжением и снабжён всем необходимым. Однако никто не вправе
VII. Массовая смертность советских..
135
ожидать, что военные смогут сверх этого осуществлять ещё значительные доставки продовольствия для пленных в то время, как ведутся боевые действия. Напряжённая ситуация со снабжением и скудное размещение характерны прежде всего для пересыльных лагерей вблизи фронта. По мере эвакуации пленных на Запад положение улучшается6.
К версии, что, мол, главным виновником страданий пленных является Сталин, ибо в оккупированных вермахтом областях были уничтожены запасы продовольствия, примыкает другая версия, которая объясняет смерть советских военнопленных возникновением эпидемий, борьба с которыми была якобы безуспешной7, -то есть естественной катастрофой. Изданный начальником службы по делам военнопленных в марте 1942 г. секретный приказ о содержании советских военнопленных возлагает всю ответственность за плохое состояние их здоровья на «многолетнее недоедание», «трудности с питанием в Советской Армии» и «военные действия»8. Наконец, наиболее частым является объяснение, которое высказали в Нюрнберге также представители обвиняемого военного командования: массовая смертность советских пленных осенью 1941 г. явилась следствием того, что огромное количество пленных, прежде всего после больших окружений под Вязьмой и Брянском (середина октября 1941 г.; 662000 пленных) невозможно было прокормить. Так, начальник штаба оперативного руководства вермахта, генерал-полковник Йодль заявил:
Окружённые русские армии оказывали фанатичное сопротивление, хотя последние 8-10 дней были лишены какого-либо снабжения. Они питались буквально древесной корой и корнями, ибо отошли в непроходимые лесные дебри и попали затем в наши руки в таком состоянии, что едва были способны ещё передвигаться. Вывезти их было невозможно. В том напряжённом положении со снабжением, в котором мы очутились из-за разрушения путей сообщения, было невозможно их всех эвакуировать. Поблизости не было мест для их размещения. Большую часть можно было бы спасти только в результате немедленного и заботливого лечения в условиях госпиталя. Очень скоро начались дожди, а позднее - холода; это и есть причина того, что большинство пленных из-под Вязьмы умерло9. Все эти объяснения содержат в себе долю правды; однако то, что они в такой категорической форме являются предвзятой попыткой защитить себя, ясно уже из поверхностного изучения источников. Чтобы выяснить причины массовой смертности советских военнопленных в 1941-1941 гг., представляется необходимым восстановить сначала сам процесс этой массовой смертности.
Подобная попытка наталкивается на существенные трудности. Ибо несмотря на то, что количество источников по первым месяцам войны на Востоке в целом относительно велико, статистические данные о советских военнопленных для периода до начала 1942 г. весьма незначительны. Напрашивающееся поначалу объяснение, что это, мол, произошло из-за случайной утери документов, при ближайщем рассмотрении оказывается несоответствующим действительности. Давать точные статистические отчёты о местопребывании советских военнопленных для зоны ответственности ОКХ стало обязательным только с 1 января 1942 г., когда пик массовой смертности был уже позади10. В зоне ответственности ОКВ с самого начала не было никакого интереса к созданию статистической базы данных. Если даже
136
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
предположить, что отдел по делам военнопленных вёл учёт пленных в зоне ответственности ОКВ, то представляется, что это делалось поверхностным образом и что цифры не передавались в другие ведомства". Организационный приказ отдела по делам военнопленных от 16 июня счёл «необязательными» донесения о военнопленных в справочное бюро вермахта12. 2 июля 1942 г. отдел по делам военнопленных в ОКВ, напротив, потребовал во изменение этого приказа направлять донесения в справочное бюро вермахта, ибо советское правительство заявило о своей готовности сообщать имена немецких военнопленных. Соответствующие картотеки следовало, однако, создать только в «лагерях, расположенных на территории рейха»13. Этот приказ был повторно отдан 30 сентября, ибо от комендантов лагерей на Востоке были потребованы картотеки для регистрации пленных. При этом было подчёркнуто, что «приказ об учёте советских военнопленных в генерал-губернаторстве [...] будет отдан только после завершения операций на Восточном фронте» и что в справочное бюро вермахта следует сообщать только о тех военнопленных, которые после «отборов», проведённых айнзацкомандами, «окончательно остаются в лагере или используются на работах»14. Совершенно очевидным было намерение изъять из документов справочного бюро ожидаемые потери по пути из прифронтовой зоны в лагеря на территории рейха, а также потери за счёт карательных акций, проведённых айнзацкомандами15. В донесениях, которые отдел по делам военнопленных в ОКВ, - только для зоны ответственности ОКВ, - предоставлял Международному Комитету Красного Креста, советские военнопленные учитывались только с февраля 1942 г.16 - после того как было принято принципиальное решение об использовании этих пленных на работах в немецкой военной экономике и тем самым доказана необходимость сохранения им жизни.
Это объясняет отсутствие статистических данных для первого полугодия войны на Востоке. Одновременно следует отметить, что военное командование принимало в расчёт высокие потери и с самого начала стремилось их скрыть. Таким образом, для воссоздания масштабов и динамики смертности пленных в распоряжении имеются лишь очень немногие разрозненные источники, которые позволяют изобразить её весьма приблизительно. При этом сравнительно хорошо представлены источники по генерал-губернаторству и тыловому району группы армий «Центр». Немногие сохранившиеся источники по другим областям позволяют сделать вывод о схожести происходивших там процессов. При этом особенно прискорбно то, что почти целиком утеряна источниковая база для зоны рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина», где осенью 1941 г. находилась большая часть пленных.
1. Процесс массовой смертности
а) Прифронтовая зона
В качестве объяснения массовой смертности пленных чаще всего указывают на то, что огромное количество пленных, прежде всего после окружений под Вязьмой и Брянском, а также под Киевом (середина сентября 1941 г; 665000 пленных), сделало невозможным их снабжение и что советские солдаты очутились в немецком плену уже будучи истощены. Не вызывает сомнения, что именно эти два ок
VII. Массовая смертность советских..
137
ружения поставили войска перед сложной проблемой эвакуации и снабжения пленных17. Однако массовая смертность началась значительно раньше, предпосылки для этого были созданы уже в первые недели кампании.
Уже указывалось на то, что согласно всей концепции войны на Востоке изначально, - то есть ещё до того, как было совершено нападение, - должны были рассчитывать на принятие большого количества пленных в течение самого короткого времени. По крайней мере огромное количество пленных из первых 2-х окружений, осуществлённых группой армий «Центр» (Белосток - Минск, начало июля, 323000 пленных и Смоленск - Рославль, начало августа, 348000 пленных), в организационном плане не могло представлять собой никакой проблемы, тем более, что вермахт уже не в первый раз имел дело с большим количеством пленных, -следствие тактики молниеносных нападений с окружением больших воинских соединений мобильными подразделениями18.
Если же, как уже было сказано, масштаб смертности пленных в первые недели не подлежит точному учёту, то имеющиеся в распоряжении источники не оставляют сомнения в том, что уже в то время потери были очень велики.
Хельмут Джеймс, граф фон Мольтке, который, как сотрудник отдела международного права в управлении разведки и контрразведки в ОКВ, всегда был хорошо осведомлён о положении дел, писал в августе своей жене:
Новости с Востока опять ужасающи. Мы явно несём очень и очень большие потери. Но это было бы ещё терпимо, если бы на наших плечах не лежали горы трупов. Постоянно слышны вести, что из транспортов пленных и евреев живыми доходят лишь 20%, что в лагерях для военнопленных царит голод, распространяется тиф и все прочие опасные эпидемии. [...]19.
Сохранившиеся по зоне ответственности группы армий «Центр» источники позволяют сделать вывод, что известия, которые получал Мольтке, не преувеличены. Уже 10 июля министерский советник Ксавьер Дорш из организации Тодта обратил внимание будущего имперского министра по делам оккупированных восточных территорий Розенберга на опасность эпидемий вследствие голода и катастрофических санитарных условий в Минске. Войска 4-й армии (генерал-фельдмаршал фон Клюге) оборудовали там «на территории, величиной примерно с [Берлинскую] Вильгельм-плац» лагерь для почти 100000 военнопленных и 40000 гражданских лиц - почти всё мужское население Минска:
Пленные, которые были загнаны на эту площадь, едва могли двигаться и были вынуждены справлять свои естественные надобности прямо на том месте, где стояли. Лагерь охраняется командой кадровых солдат в составе роты. Охрана лагеря при малой численности охранной команды возможно только путём применения самого грубого насилия.
Военнопленные, проблему питания которых решить практически невозможно, частично от 6 до 8 дней вообще не получают пищи и в результате вызванной голодом звериной апатии знают только одну страсть: как бы добыть что-нибудь съестное.
[...]
Единственно возможным языком небольшой охранной команды, которая бессменно, день и ночь несёт свою службу, является стрелковое оружие, которое применяется самым беспощадным образом20.
138
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
То, что смертность, по крайней мере в зоне ответственности группы армий «Центр», вскоре перешагнула «нормальные» размеры, явилось следствием норм питания, которые полагались для пленных. Пленные, которые были эвакуированы через зону ответственности коменданта по делам военнопленных округа «J», полковника Маршалла, в зоне ответственности группы армий «Центр»21 получали ежедневные рационы в размере «20 г пшена и 100 г хлеба без мяса», «100 г пшена без хлеба», «в зависимости от использования рабочей силы, до 50 г пшена и 200 г хлеба, а в случае наличия - свежее мясо»22, - рационы, которые, имея максимальную питательность от 300 до 700 калорий, составляли менее половины жизненно необходимого минимума, и это в то время, когда о проблеме военнопленных ещё не могло быть и речи23. Последствия этих голодных рационов известны. Офицер службы снабжения одной из участвовавших в эвакуации охранных дивизий обратил внимание на то,
что нормы питания (20-30 г пшена, 100-200 г хлеба) слишком малы даже для пешего перехода в 30-40 км, а потому следует считать, что большая часть людей не достигала цели из-за истощения24.
Насколько быстро наступили эти последствия - неизвестно25. В отчётах квартирмейстера тылового района группы армий «Центр» за июль нет никаких данных о состоянии здоровья военнопленных; в августе оно оценивается, как «в целом удовлетворительное», в сентябре - как «нормальное, частично [...] хорошее»26. Эти данные ни о чём не говорят, так как не был указан используемый критерий. Однако уже в сентябре в 112-м пересыльном лагере в Молодечно «был отмечен высокий уровень смертности, который объяснялся явлениями истощения и дизентерийными заболеваниями»27. При этом, по крайней мере временами, ежедневный показатель смертности уже превышал 1 %. Из позднейшего донесения квартирмейстера следует, что ещё до притока пленных после сражения под Брянском (середина октября) показатель смертности составлял «в среднем 0,3%» в день - то есть почти 10% в месяц, - крайне высокий показатель:
После поступлений пленных, взятых в плен под Брянском, показатель смертности поднялся «в среднем до 1% в день». В конце ноября - до 2%. В начале декабря, с наступлением сильных холодов, он поднялся ещё выше, так что в отдельных лагерях (Вязьма, Смоленск, Гомель) ежедневно умирало до 350 военнопленных29. В декабре «.процент смертности по прежнему оставался очень высоким, до 2% в день»30.
В целом, для зоны ответственности группы армий «Центр» получается следующая картина: смертность на протяжении первых 3-х месяцев возрастала относительно постоянно и предположительно в сентябре достигла среднего показателя 0,3% в день или около 10% в месяц. В связи с притоком пленных из окружения под Вязьмой и Брянском она в середине октября резко возросла до 1 % в день, так что ежемесячная смертность достигла 15-20%. В ноябре смертность поднялась ещё выше, достигнув 1,3% в день, а значит 40% в месяц31. В декабре эти цифры несколько снизились; согласно донесению генерал-квартирмейстера в этом месяце во всей зоне ответственности группы армий «Центр», - то есть включая зоны ответственности подчинённых армий, - умерло 64165 пленных, четверть имеющейся к началу месяца численности32. В январе 1942 г. смертность снизилась весьма
VII. Массовая смертность советских..
139
незначительно - до 23% в месяц (44752 пленных), в феврале заметнее - до 15% (19117 пленных), в марте - до 10,3% (11582 пленных)33; в апреле она сократилась до 6,2% (8476 пленных)34. В течение всего этого времени показатели смертности в тыловом районе группы армий «Центр» были значительно выше35.
Для зоны ответственности групп армий «Север» и «Юг» данных о летних месяцах нет. Однако из сохранившихся источников следует, что в зоне ответственности группы армий «Север» смертность в октябре резко выросла и продолжала расти до января. При этом, как абсолютные, так и относительные цифры были ниже тех, что наблюдались в районе группы армий «Центр», ибо группа армий «Север» захватила значительно меньшее количество пленных. В тыловой зоне, подчинённой коменданту по делам военнопленных округа «Ц», с 16 по 30 ноября умерло 4612 пленных, то есть 5-6,5% имевшихся в наличии пленных36. В зоне ответственности всей группы армий «Север» в декабре умерло 12802 пленных (12,3%), в январе смертность выросла до 17,4% (16051 пленный), а в феврале сократилась до 11,8% (10197 пленных), в марте - до 9,45% (7636 пленных) и в апреле - до 6,3% (4852 пленных)37.
В зоне ответственности группы армий «Юг» смертность только после окружения под Киевом приняла чудовищные размеры. Согласно донесению обер-квартир-мейстера 17-й армии, которая в этой битве захватила большую часть пленных, ежедневная смертность этих пленных достигла при эвакуации 1%38, так что здесь уже в октябре - ноябре впервые был достигнут пик массовой смертности. В декабре наступило заметное снижение смертности до 7,1% (11306 пленных), ибо из-за эвакуации и смерти численность пленных сократилась. Однако в январе цифра ещё раз выросла более, чем вдвое - до 16,8% (24861 пленный), в феврале снизилась до 12,2% (15543 пленных), в марте - до 9,4% (11812 пленных), в апреле - до 5,3% (6132 пленных)39. Для всей прифронтовой зоны40 получаются следующие цифры:
Период
Количество смертных случаев
Процент
Декабрь 1941 г.
89693
15,4%
Январь 1942 г.
87451
19,4%
Февраль 1942 г.
46579
13,2%
Март 1942 г.
31703
9,4%
Апрель 1942 г.
19537
5,8 %41
б) Рейхскомиссариаты «Остланд» и «Украина», и генерал-губернаторство
Гораздо сложнее оценить процесс вымирания в рейхскомиссариатах «Остланд» и «Украина». В качестве достоверных данных можно рассматривать только данные о масштабах смертности в декабре 1941 г. В телеграмме в имперское министерство труда от 5 декабря 1941 г. отдел по использованию рабочей силы рейхскомисса-риата «Остланд» сообщал о трудностях транспортировки советских пленных из «Остланда» на территорию рейха для использования на работах. Тифозные заболевания в большинстве лагерей и транспортные проблемы препятствуют этому и в то же время заставляют действовать с «чрезвычайной быстротой. [...] По слухам, в зоне ответственности начальника службы содержания военнопленных в «Остлан
140
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
де» ежедневно умирает от истощения около 2000 пленных»42. Достоверность этих данных подтверждает сообщение Мансфельда от февраля 1942 г.; в последующем, в рейхскомиссариате «Остланд» с (конца) ноября 1941 г. по 1 января 1942 г. умерло 68000 пленных - 29,4%; то есть в день умирало в среднем по 2190 пленных43.
Для зоны ответственности рейхскомиссариата «Украина» инспектор по вооружению Украины представил 2 декабря 1941 г. доклад, в котором обращалось внимание на очень высокую смертность пленных: «Следует рассчитывать на гибель десятков, а то и сотен тысяч в течение этой зимы»44. 14 декабря 1941 г. имперский министр по делам оккупированных восточных территорий Розенберг доложил Гитлеру, что командующий вооружёнными силами на Украине, генерал-лейтенант Китцингер сообщил ему, «что в результате истощения в лагерях его зоны ежедневно умирает около 2500 пленных»45. В этой зоне смертность в течение декабря поднялась, видимо, ещё выше, ибо, согласно данным Мансфельда, в феврале умерло 134000 пленных - 46,4%; то есть в день умирало по 4300 пленных46.
В обоих рейхскомиссариатах смертность в январе существенно снизилась; численность пленных в рейхскомиссариате «Украина» сократилась на 15 000 человек (9,7%), в рейхскомиссариате «Остланд» - на 13000 (8%); однако смертность, видимо, была всё же значительно выше, так как в это самое время из прифронтовой зоны было доставлено 26426 пленных, которые, однако, ни в генерал-губернаторство, ни на территорию рейха эвакуированы не были47. До апреля численность пленных в этих областях также продолжала сокращаться, хотя источники не позволяют узнать, какая часть их была отправлена на Запад.
Вопрос о том, какое развитие приняла смертность в этих районах между сентябрём48 и ноябрём 1941 г., следует оставить открытым. Но можно предположить, что смертность в этих областях уже в сентябре была относительно высока, - так же, как смертность в тыловом районе группы армий «Центр», - и резко возросла затем в октябре - ноябре. Это предположение основано на том, что пленные, которые прибыли в эти области, в значительной степени уже были истощены недельными пешими маршами из прифронтовой зоны, а затем, при абсолютно недостаточном питании, тем быстрее пали жертвами начавшихся холодов и инфекционных болезней49. Об этом говорит также большое количество нетрудоспособных пленных: в целом в начале декабря таковыми были две трети всех пленных, а в рейхскомиссариате «Остланд» - даже 90 %50. Это предположение подтверждают также процессы смертности в лагерях оккупированной Польши, где царили те же самые условия.
Генерал-губернаторство - единственная область, для которой имеются более менее точные цифры51. В документах обер-квартирмейстера при командующем войсками генерал-губернаторства начиная с 27 ноября 1941 г. содержатся данные о «положении военнопленных», в которых приводится также количество пленных, умерших до указанного срока52. Благодаря этому возможно проследить динамику смертности до 20 октября53. Из этих данных следует, что между июнем 1941 г. и 15 апреля 1942 г. в лагерях генерал-губернаторства умерло 292560 пленных54. Но и здесь процесс остаётся невыясненным до конца сентября. Генерал Рейнеке заявил в октябре 1941 г. во время одной из «застольных бесед» у Гитлера, что в сентябре в генерал-губернаторстве умерло 9000 советских пленных, но и эта цифра кажется чересчур заниженной55. С уверенностью можно говорить, что в конце сентября
VII. Массовая смертность советских..
141
смертность резко возросла. До 20 октября было отмечено уже 54000 смертных случаев и кривая смертности резко поползла вверх: с 21 по 30 октября умерло 45690 пленных, что составило 17,3% от общего их количества, в день в среднем умирало почти 4600 пленных. Эта высокая смертность ничуть не сократилась в ноябре: умерло 83 000 пленных, что составило 38,2% от имевшегося к началу месяца количества. В декабре абсолютные цифры были меньшими, но показатель смертности опять пополз вверх: умерло 65000 пленных, что составило 45,8%. В январе число смертных случаев заметно сократилось: умерло 10 000 пленных (13 %)56. В феврале смертность вновь поднялась до 20,1% (13 678 случаев смерти) и только в марте упала до 10% (5470 случаев смерти = 9,3%). На том же уровне оставались показатели и в первой половине апреля (1772 смертных случая = 8% в месяц). К 15 апреля из 361612 пленных, которые осенью 1941 г. были доставлены в генерал-губернаторство57, в живых осталось всего 44235; 7559 пленных сбежало, 292560 - умерло, а об оставшихся 17256 было заявлено, как о «переданных в СД», то есть они были расстреляны58; таким образом, более чем 85,7% пленных в этой зоне или погибло, или было убито.
в) Территория рейха
Для территории рейха также, как и для рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина» имеется сравнительно мало надёжной информации59. Отдельные данные позволяют думать, что и здесь динамика смертности была примерно такой же, как в генерал-губернаторстве. Согласно докладу земского отдела труда Саксонии от 15 августа, находившиеся в этом районе советские пленные на протяжении указанного периода времени всюду были истощены, а потому нетрудоспособны60. Доклад окружного управления в Фалькенберге (Верхняя Силезия) от 11 сентября 1941 г. даёт очень чёткое представление о судьбах советских военнопленных в 318-м стационарном лагере в Ламсдорфе. Пленные, находящиеся в лагере с конца июля, рыли ложками и руками ямы в земле, в которых укрывались ночью. Содержание [...] хоть и скудное, но всё же вполне достаточное. На завтрак регулярно подают горячий кофе, а на обед - суп. На ужин следует выдача холодного пайка, состоящего из солдатского хлеба (1 буханка на 5 человек) и мармелада. Этого, однако, слишком мало для этих вечно голодных людей; так что в первые недели можно было наблюдать, как они, словно звери, пожирали траву, цветы и сырой картофель. После того как на территории лагеря не осталось больше ничего съестного, они обратились к людоедству602.
Насколько серьёзной была ситуация в лагерях на территории рейха уже в начале сентября, ясно из распоряжения командующего армией резерва от 6 сентября. В соответствие с ним советским военнопленным в течение 3-х недель можно было выдавать рацион «несоветских военнопленных», «если полномочный врач сочтёт это необходимым для предотвращения эпидемии и восстановления трудоспособности»61 . Значение этой уступки можно понять только зная размер рационов советских военнопленных и связанных с этим внутриполитических расчётов62.
На территории рейха, как показывают различные источники, смертность самое позднее к началу ноября также достигла высокого уровня и продолжала расти в дальнейшем. Начальник гестапо Мюллер потребовал 9 ноября от органов гестапо
142
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
в дальнейшем прекратить доставку для уничтожения в концентрационные лагеря
«находящихся при смерти» пленных:
Коменданты концентрационных лагерей жалуются на то, что от 5 до 10% приговорённых к казни советских пленных прибывают в лагеря мёртвыми или полумёртвыми. [...]
Особенно следует отметить, что при пеших переходах, например с вокзала до лагеря, не малое число военнопленных или умирает по пути от истощения, или падает полумёртвыми и их должны подбирать следующие за ними автомашины. Невозможно сохранить это в тайне от немецкого населения63. Другой пример даёт стационарный лагерь Берген-Бельзен. Этот лагерь, позднее известный как «лагерь временного пребывания» СС, был в 1941 г. «нормальным» лагерем для советских военнопленных. В начале ноября там проживало в шалашах около 14000 пленных; если в начале месяца там ежедневно умирало по 80 пленных (0,6%), то в конце месяца - уже по 150 (1,1%); к концу зимы лагерь почти полностью вымер64.
Точные данные о смертности на территории рейха имеются только для декабря 1941 г.; в этом месяце из 390000 пленных умерло 72000 (18,5%)65. Так что смертность здесь была значительно ниже, чем в остальной зоне ответственности ОКВ, но выше соответствующих показателей в прифронтовой зоне. Как процесс смертности развивался в дальнейшем, а именно, в начале 1942 г., установить невозможно. Однако, как утверждал представитель генерал-квартирмейстера Вагнера подполковник Шмидт фон Альтенштадт на совещании обер-квартирмейстеров армий и групп армий 17-18 апреля, «из русских военнопленных в Германии к началу апреля 1942 г. от голода и тифозных заболеваний умерло около 47 %»66.
На основании имеющихся данных развитие смертности до конца марта 1942 г. по отдельным районам зоны ответственности ОКВ, - за исключением генерал-губернаторства, - проследить невозможно. Однако для зоны ответственности ОКВ в целом необходимые данные имеются67. Согласно им, в зоне ответственности ОКВ, - то есть на территории рейха, в генерал-губернаторстве и рейхскомисса-риатах «Остланд» и «Украина», - в январе умерло 68400 пленных (9,6% от бывших в наличии на 1 января 1942 г.); в феврале как абсолютная, так и относительная смертность снизилась до 33244 человек (5%), а в марте опять существенно возросла: умерло 54184 пленных (8,3%). В декабре месячный уровень смертности в зоне ответственности ОКВ составлял в среднем 32,3%.
Итого, из 3 350000 пленных 1941 г. до 1 февраля 1942 г. почти 60% умерло или было уничтожено, в том числе, - как показывают данные смертности по отдельным частям подвластной немцам территории, - свыше 600000 с начала декабря 1941 г. Исходя их этих расчётов, можно ещё раз провести оценку смертности в предыдущие месяцы. К началу декабря умерло около 1400000 пленных, что является ясным указанием на то, что смертность уже в октябре достигла очень высокого уровня, а в ноябре была выше, чем в декабре. Достигнув ужасающих размеров уже в предыдущие месяцы, она, очевидно, продолжала оставаться в тех же пределах, причём это не вызывало никакого беспокойства в немецком руководстве, ибо вплоть до конца октября у него ещё не было ясного представления о том, что вообще следует делать с такой массой пленных68. Когда в начале ноября национал-социалистское руковод
VII. Массовая смертность советских..
143
ство вдруг оказалось готово принять меры по сохранению жизни этих пленных, то дело было не столько в том, что массовая смертность в этот период достигла своего апогея и это вызвало беспокойство даже у национал-социалистского руководства, но скорее в том, что планы национал-социалистского руководства изменились по причинам, которые будут изложены ниже. Если до сих пор оно наотрез отказывалось от использования труда этих пленных в немецкой военной экономике, то теперь, напротив, самым причудливым образом настаивало на том, чтобы большая часть этих пленных была как можно быстрее доставлена в Германию и включена в процесс производства. Когда 7 ноября 1941 г. Геринг указывал принципы, которым национал-социалистское руководство намеревалось следовать при использовании советских военнопленных, он подчеркнул, что «нужно [...] спешить, ибо количество рабочей силы ежедневно сокращается из-за потерь (вызванных нехваткой питания и жилья)»69.
Представляется, что пик смертности по времени перемещался с запада на восток и впервые достиг апогея в генерал-губернаторстве в середине октября, когда пленные, взятые в ходе окружений в июле и августе, из-за длительного недоедания и трудностей изнурительных маршей, совершенно обессилили. Ещё не было никаких серьёзных «массовых проблем», когда консультант обер-квартирмейстера при командующем войсками генерал-губернаторства сделал 19 октября запись:
ОКВ знает о том, что массовую смертность среди советских военнопленных предотвратить невозможно, ибо последние совершенно лишились сил. Невозможно ни предоставить им усиленное питание, ни выдать одеяла70. Количество советских военнопленных в генерал-губернаторстве до этого времени ни разу не достигало предусмотренного в июне 1941 г. для этой зоны уровня, и в генерал-губернаторстве до сих пор не было ни пленных из битвы под Киевом, ни пленных из сражений под Вязьмой и Брянском. Массовая смертность пленных, достигшая ужасающих размеров в конце сентября - начале октября, имела другие, причём гораздо более важные причины, нежели неоднократно упоминавшиеся и, конечно, вполне осознанные трудности со снабжением большой массы пленных.
2. Причины массовой смертности
Уже поверхностное изучение источников даёт возможность выделить 3 фактора, которые, тесно переплетаясь, определяли масштабы и динамику смертности и которые в последующем, по практическим причинам, будут рассмотрены по отдельности. Это: 1) голод; 2) проводимая самыми грубыми методами эвакуация пленных в тыл; 3) абсолютно неудовлетворительное размещение пленных.
а) Питание
Уже при анализе сложившихся до 22 июня 1941 г. условий для участи советских военнопленных указывалось на то, что вопрос питания советских пленных может быть решён только при учёте последствий, которые вытекали из мотивированных внутренней политикой целей немецкого руководства и расово обусловленной цели частичного уничтожения советского населения для ведения войны против Советского Союза.
144
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
ОКХ к началу войны на Востоке кроме общего указания о питании пленных, -использовать как можно меньшее количество продовольствия, - не дало никаких конкретных распоряжений. Насколько удалось установить, до середины августа командующие армиями регулировали снабжение пленных по своему усмотрению. При этом размеры рационов были различны; однако, сохранившиеся примеры позволяют предположить, что общая цель - давать советским пленным «только самое необходимое питание» - непременно осуществлялась73. Примеры по тыловому району группы армий «Центр» уже были приведены. Эти рационы, максимальная калорийность которых составляла 700 калорий и которые в течение нескольких недель неминуемо должны были привести пленных к смерти от голода, отнюдь не были вызваны недостатком продовольствия. Полномочный квартирмейстер в своём отчёте за июль записал, что
вследствие больших запасов в стране пшена, гречихи и муки [...] питание [пленных], несмотря на неравномерный подвоз продовольствия не [вызывало] особых трудностей74.
В других войсковых тылах пленным полагались более высокие рационы. Так, в зоне 11-й армии пленные «в зависимости от наличия продовольствия» должны были получать в неделю до 300 г мяса, 3000 г хлеба, 300 г бобов и 100 г мармелада, а при «полной занятости на работах» - несколько больше; во время переходов продолжительностью более 8 часов им следовало выдавать до 500 г хлеба и 100 г сыра, колбасы или сала75. Но даже и эти рационы, содержащие в лучшем случае 1300 калорий - при использовании на работах - и 2035 калорий76 - при совершении пеших маршей - были существенно ниже необходимого для существования минимума. В этой зоне снабжение пленных также «не представляло трудностей»; правда, здесь оно зависело «от оперативности служб», так как занимавшиеся снабжением пленных инстанции полагались лишь на трофейные склады77. Армейские склады ничего им не выдавали, - вопреки приказу 11-й армии, согласно которому «заявки службы сбора военнопленных на продовольствие во всех случаях должны удовлетворяться из армейских складов»78. Здесь проявляется ещё один важный фактор, на который уже указывалось в другой связи и о котором ещё часто будет идти речь, а именно: приказ и послушание там, где речь шла об обращении с советскими военнопленными, более не считались неограниченными; подчинённые инстанции уклонялись от выполнения приказов, если те не соответствовали вытекавшим из национал-социалистского расового учения выводам; и вышестоящие инстанции в таких случаях проявляли мало склонности к тому, чтобы заставить их выполнять эти приказы.
На территории рейха, как показывает пример от июля 1941 г., рационы были не выше: в стационарном лагере II В Хаммерштейн (Померания) пленные в середине июля получали в день 200 г хлеба, эрзац-кофе и овощной суп79, - рацион, питательность которого якобы составляла 1000 калорий.
6 августа 1941 г. по приказу военно-административного отдела ОКХ, подчинявшегося начальнику вооружения сухопутных сил и командующему армией резерва, питание советских военнопленных было впервые единообразно урегулировано во всей зоне ответственности ОКВ и ОКХ80. При этом определяющее значение имела цель, к которой стремилось как политическое, так и военное руководство, а
VII. Массовая смертность советских..
11 165
145
именно - предоставить пленным «только самое необходимое питание», чтобы не «перегрузить немецкий продовольственный баланс» и не поставить под угрозу «моральный дух» немецкого населения. Одной из основных целей войны на Востоке являлось как раз расширение немецкой продовольственной базы, и при планировании экономического использования оккупированных восточных территорий с самого начала было решено, что оно должно осуществляться за счёт покорённого населения.
Во введении к приказу в качестве обоснования было указано, что «Советский Союз [...] не присоединился к соглашению об обращении с военнопленными от 27 июля 1929 г.»:
Вследствие этого не существует обязательств обеспечивать советских военнопленных количеством и качеством продовольствия, соответствующим этому договору81. Пленные получали «с учётом общего положения со снабжением82 по оценке врачей достаточные рационы питания» - рационы, которые для узников «в лагерях для военнопленных (без определённой работы)» по питательности соответствовали 2040 калориям, а для пленных, «занятых на работах», - примерно 2200 калориям83. Эти размеры, правда, были выше размеров, названных по примерам из зоны ответственности ОКВ и прифронтовой зоны, но и они, в случае их применения на практике, должны были привести к истощению. Прежде чем перейти к вопросу, насколько это имело место в действительности, необходимо сначала показать дальнейшее развитие рационов питания, установленных немецким руководством.
Цель - в интересах немецкого населения использовать для питания советских пленных лишь самые минимальные средства - оставалась и далее определяющей. Сначала даже существовала тенденция к дальнейшему сокращению рационов, несмотря на то, что обозначилась возрастающая смертность среди пленных и от учреждений, занимавшихся военнопленными, поступили заявки на повышение рационов84. В начале сентября считалось необходимым «во избежание эпидемий и с целью восстановления работоспособности» разрешить добавки к рационам85. Однако 21 октября 1941 г. в прифронтовой зоне, а также зоне ответственности ОКВ, за исключением территории рейха, рационы для пленных были резко сокращены86, хотя самое позднее к этому времени стало известно, что «массовую смертность среди военнопленных уже нельзя остановить»87. Хотя хлебный рацион оставался равен 1500 г, «неработающие» пленные теперь вообще не получали никакого мяса; рацион жира был снижен на 36 %, картофеля - на 44 %. К тому же картофель должен был в возможно большей мере заменяться брюквой, а хлеб «при всех обстоятельствах» - на пшено и гречиху. Питательная ценность рациона была тем самым снижена до 1490 калорий (на 27%), содержание белков - на 46%, животные белки отсутствовали почти полностью88. Рационы работающих пленных были снижены незначительно (до 2175 калорий)89. Эти рационы получали теперь также лагерные ремесленники (сапожники, портные) и санитары. Кроме того, для пленных, занятых на тяжёлых работах, была предусмотрена добавка (236 калорий в день), однако на её разрешение налагались «особо строгие требования»:
Начальники подразделений должны сознавать, что любой продукт питания, который выдаётся военнопленному не по праву или в слишком больших количествах, должен быть отнят у их родственников на родине или у немецких солдат90.
146
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
То, что эти рационы даже по мнению ОКХ представляли абсолютный минимум, следует из распоряжения о том, чтобы в случае отсутствия предписанных продуктов они заменялись другими продуктами, имеющими одинаковую питательность. Однако продукты питания следовало принципиально добывать «на месте»; только в исключительных случаях можно было получать продукты «самого низкого качества» от учреждений, ведавших снабжением сухопутных сил, а из армейских запасов - только с разрешения соответствующей армии. Однако «в каждом отдельном случае следовало докладывать об этом через штаб армии генерал-квартирмейстеру генерального штаба сухопутных сил»91. Следует констатировать, что ОКВ здесь настойчиво защищало важнейшее положение национал-социалистов о том, что выдача советским пленным рационов больших, чем эти из захваченных на оккупированных советских территориях запасов, является воровством у собственного народа и предприняло меры по контролю путём введения обязательного доклада о таких случаях.
Размер рационов опять-таки обосновывался тем, что в отношении Советского Союза, мол, не существует никаких международно-правовых обязательств:
Рационы питания представляют собой максимум того, что может быть отдано в виде долгосрочного снабжения исходя из ситуации с продовольствием в рейхе и восточных областях. Они даже частично перекрывают нормы снабжения, которые могут быть выданы работающему русскому гражданскому населению. Предусмотренные ОКВ добавки для восстановления работоспособности военнопленных в прифронтовой зоне рейха также не могут быть предоставлены92.
Принципиальное решение об этом снижении рационов было принято уже месяц назад 16 сентября 1941 г. на заседании под председательством Геринга, в котором наряду с Баке, бывшим фактически министром продовольствия, приняли участие также представители генерал-квартирмейстера93.
Референт Геринга записал:
1. Господин рейхсмаршал приказал, чтобы рационы на родине нигде и ни при каких обстоятельствах не снижались.
2. Он никогда этого не потерпит, так как настроение родины во время войны является существенным фактором обороны рейха. Противник знает совершенно точно, что в военном отношении разбить немецкий народ он не может. У него есть только одна надежда, а именно: ему, возможно, удастся разрушить фронт родины, нанеся удар по её моральному духу. Это следует из всех его мероприятий. Он пытается путём длительного воздействия авианалётов вызвать неуверенность и беспокойство; далее, он, отступая, пытается подстрекать население оккупированных территорий к тому, чтобы оно требовало всё большего и большего, особенно в области продовольственного снабжения, чтобы тем самым создать соответствующие трудности. Кроме того, он пытается оказывать на родину чисто пропагандистское воздействие. Поэтому следует сделать всё, чтобы этому помешать и нельзя допустить ничего, что хотя бы в малейшей степени способствовало этим устремлениям. Фронт родины держится потому, что по сравнению с мировой войной следует отметить:
1) Небольшие потери;
2) Постоянный уровень жизни.
VII. Массовая смертность советских..
11*
147
Приказ 11-й
OKH/Az.62 f.
Приказ ген.-кварт.
Питатель-
армии от
VA ... v.
6.08.41
Приказ ген.-кварт.
ОКХ
№1/36760/41
ность
29.06.
1941
(в BAV обер-кв.
ОКХ
№1/26738/41
секр. от 26.11.
41 (в
Рационы советских
(ВА/МА RH 19 VI/398)
11-й арм. №25 от 19.08.41,
секр. от 21.10.41 (RH 22/v. 263)
BAV ком. тыл. р-ном гр. арм. «Юг»
военнопленных в
ук.соч.)
№96,
RH 22/v.
263)
1941-1944 гг.
(в неделю,
в граммах)
8
1
1
1
|
ев
ее
9 1
орий 100 г
а
* J
1
2.
1
зан. на тя; работах
B-J
« Й 5 *
I 3
белков
||
зан. на
§&
м
зан. на
«
доб. 1 на тяж
1. Мясо (конина, низко-
95
14,2
300
350
100
150
100
+ 100
200
150
сортное мясо) и колбас-
ные изделия
2. Жиры (маргарин)
760
-
-
100
ПО
130
70
100
+50
130
3. Творог
88
17
-
-
47,5
47,5
-
-
-
4. Обезжир. молоко
35
4
-
-
-
-
-
-
-
5. Обезжир. сыр
192
37
-
-
46,25
46,25
62,5
62,5
-
31,25
6. Яичный порошок
260
19,4
-
-
33,75
33,75
30
-
-
7. Треска, рыба
238
51
-
-
-
-
-
-
-
50
8. (Ржаной) хлеб
263
6
3000
2250
1500
2250
1500
2000
+500
2250
600
9. «Русский хлеб»
245»
6
-
-
-
-
-
-
-
10. Ржаная мука
359
11,6
-
-
-
-
-
-
-
11. Кукуруза
375
9,2
-
-
-
-
-
-
-
12. Пшено
382
10,6
-
-
-
-
-
-
-
13. Гречиха
364
9,8
-
-
-
-
-
-
-
14. Бобы
350
22
300
300
-
-
-
-
-
15. Рис
371
7,4
-
-
-
-
-
-
-
16, Крупяные и макарон-
370
10
-
-
100
112,5
100
150
-
150
ные изделия (лапша, пер-
150
ловая крупа)
17. Сахар
394
-
-
200
150
225
150
150
-
225
18. Мармелад
200
-
100
150
1125
150
150
175
-
175
19. Овощи (капуста, кор-
30
1
-
-
1125
1125
1125
-
1125
мовая свёкла)
20. Квашеная капуста, су-
26
2
-
-
137,5
137,5
137,9
225
-
275
шёная капуста
359
14
-
-
12,5
12,5
-
-
-
21. Картофель (без кожу-
85
2
-
-
9000
7500
5000
8500
-
8500
ры)
или
или
или
или
22. Брюква
29
1
-
-
4750 г
5500 г
2500 г
4250 г
-
3500
карт. +
карт. +
карт.
карт.
12500 г
5600 г
+
+
бр. или
бр. или
7500 г
12750 г
6875 г
6500 г
брюк-
брюк-
карт.
карт.
вы
вы
+ 6250 г
+ 2800 г
брюквы
брюквы
23. Искусств, мёд
301
-
-
-
-
-
-
-
-
100
24. Эрзац-чай, эрзац-кофе
-
-
60
100
28
28
28
28
-
28
25. Суповой набор
350
-
-
-
-
-
-
-
-
26. Дрожжи (богатые ви-
344
48
-
-
-
-
-
-
-
таминами)
27. Соль (жизненно необ-
-
-
50
100
105
105
105
105
-
175
ходимая)
Калорий в неделю
9125
8923
14280
15400
10407
15228
всего
16347
+ 1435
+ 1661
16878
в нед.
в нед.
Калорий в день
1304
1275
2040
2200
1487
2175
2411
2335
всего
всего
2540
2573
Белков в день
37,2
31,8
61
52
33
50
57
54
82
62
148
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
«Дон.о соб.», дек. 41 (USSR-177)
№ 1/36761/41 секр. от танк. арм. от 20.02.41
-м пересыл. лагере ;. соч.)
REM/I/1 - 7092 v. 17.04.42 (ВА/МА Wi/IF. 5.2717)
REM/I/1 - 10477 v. 6.10.42 (BAR 43 I/ 614)
Рационы для остарб. и советских военнопленных в заводских и лагерных
столовых на 60-й прод. период (5.03-2.04.44)
REM/I/1 - 7460 v.
27.10.44. Уравнивание сов. военнопл. с пленными др. стран и тем самым дальн. уравнивание с гражд.
населением (ARG,
1944, № 1225/1944)
зан. на лёгких работах
Пр.ген.-кв. ОКХ 2.12.41 в пр. 1-й
Рационы в 152 (ук
зан. на обычн. работах
зан. на тяж. работах
горняки
зан. на обычн. работах
зан. на тяж. работах
горняки
зан. на обычн. работах
1 , ----------- ...
зан. на тяж. работах
горняки
зан. на обычн. работах
зан. на тяж. работах
горняки
250
200
400
250
400
600
250
500
600
200
400
600
250
480
650
130
130
3501ГЦ-
солн.
130
200
300
130
200
300
130
200
400
218
280
460
2330
31,25 31,25
62,5
62,5
62,5
2850»
2250
2250
280 600
26001>
3400»
4400»
2600
3400
4400
2750
3750
4400
2225б>
3150*)
38256>
150
150
450
150
150
150
150
150
150
150
150
150
150
150
150
70
225
110
ПО
ПО
ПО
ПО
ПО
ПО
ПО
ПО
ПО
175
175
175
1125
175 1125
175 «по ме
175 ре поступ
175 ления»
275
275
3000
8500
5250
5250
5250
7000
7000
7000
5000
5000
5000
как немецкое гражд. на-
6500
ОВОЩИ и
брюква <
по мере
селение
(принята
е: 3500)
поступления» (принятие:
овощи и брюква «по мере
5000 г I
»неделю) вместо
поступления» (принятие:
500 г хлеба можно
5000 г в неделю) вместо
использовать 380 г
500 г хлеба 380 г ржаной
ржаной муки
«для
муки
приго
говления
супа»
28
28
14
14
14
14
14
25
14
14
14
37,5
37,5
37,5
175
105
140
140
140
77805>
16382
11477
14496
17131
20531
15983
18713
22018
12108
16625
19980
9148
14879
18416
25405>
2340
1640
2070
2447
2933
2283
2673
3145
1730
2375
2854
13077>
21257>
26307>
58,9
55
47
51
61
74
57
68
79
40
57
66
38
50
60
VII. Массовая смертность советских... 149
Сравнительные нормы8)
Питач нос
Несоветские военнопленные
Гражданское население
Немецк. войска
гель-ть
REM/I/1 - 10477 v. 6.10.42 (BAR 43 I/ 614, л. 154 и сл.)
Рационы ... 5.03-2.04.44
(R 10 VI/134a,
л. 11)
Рационы для заводских и лагерных столовых на 60-й прод. период (ВА R 10 VI/ 134а, л. 11)
Расчёт потребностей
для немецких
войск и
5 Q
ffi _
О ©
бычн
гах
тяж.
гах
я
бычн гах
>бычн гах
тяж. гах
очень ботах
цство ря
ген.-губ. 16.09.41
&§
S о
я
cd Ю
cd Ю
cd b Я io
а а
IS
(RH 53-
1 я
ю g
зан. н ра<
iа
&
зан. н ра
зан. н pa
я o«
зан. 1 тяж.
V
Си
23/v. 68)
1. Мясо
234
16
250
600
850
400
1320
2. Конина/низкосортное мясо
45
14,2
350
580
750
200
3. Колбаса
324
11
4. Жиры (маргарин)
760
-
206
270
450
219
50
87,5
168,75
219
240
5. Масло
777
1
93,75
93,75
93,75
6. Растительное масло
930
-
12,5
12,5
12,5
7. Свиное сало
770
2
31,25
31,25
31,25
8. Творог
88
17
31,25
31,25
31,25
31,5
31,5
31,5
31,5
31,5
?
9. Обезжир. молоко
35
4
«по
прибытию»
400
10. Обезжир. сыр, сыр
192
37
31,25
31,25
31,25
31,5
31,5
31,5
31,5
31,5
200
11. Рыбий жир
238
51
100
12. Рыбные консервы
268
17
100
13. Ржаной хлеб
253
6
22506>
3180
3850
2425
1675
3075
4075
2596
4200
14. Пшеничный хлеб
260
8
750
750
750
750
15. Крупяные и макаронные
370
10
150
150
150
150
150
150
150
315
580
изделия
16. Ржаная мука
360
11,6
210
17. Пшеничная мука
370
10,6
30
18. Бобы
350
22
19. Сахар
394
-
175
175
175
175
225
225
225
225
?
20. Мармелад
200
-
175
175
175
175
175
175
175
175
150
21. Искусств, мёд
301
-
150
22. Овощи, кормовая свёкла
30
1
«по мере поступления» (принятие: 5000 г в неделю)
«по мере поступления»
580
23. Картофель
24. Яйца
25. Суповой набор
26. Эрзац-чай, эрзац-кофе
27. Соль
85 51,97 350
2 7
5250
5250
5250
3500
«по мере поступления» (принятие: 7500 г)
3500
5250
«по мере поступления»
«по прибытию»
?
62,5
62,5
62,5
80 62,5
?
9
Калорий в неделю
15184
18188
21468
12646
13091
18220
23390
19012
24203
Калорий в день
2169
2598
3067
1806
1870
2603
3341
2716
3458 +
Белков в день
53
60
75
39
43
63
78
59
100+
Примечания:
1. Полноценный ржаной хлеб имеет питательность 253 калории на 100 г. Приведённая же для «русского хлеба» пищевая ценность явно завышена.
2. Желательным считалось, чтобы 1 г белков приходился на 1 кг веса человека, минимальный размер соответствовал 30-40 г в день, причём половина белков должна была быть животного происхождения.
3. Не имеющиеся в наличии продукты следовало «в широкой мере» заменять другими, в особенности мукой, для восстановления работоспособности рекомендовалось готовить мучной суп.
4. Питательность здесь, как и в тех рационах, где был предусмотрен «русский хлеб», была гораздо ниже указанной пищевой ценности.
5. Хлебный рацион был ниже соответствующего рациона для гражданского населения.
6. Из-за лучшего состава продуктов питательность предположительно была несколько выше.
7. Сравнение этих рационов с рационами советских военнопленных возможно лишь очень условное. Во-первых, следует учесть, что здесь собраны более питательные и разнообразные продукты питания. Далее следует исходить из того, что в распоряжении были именно полноценные продукты питания, а значит была достигнута приведённая калорийность, и что выдавались предписанные продовольственные нормы или им создавалась равноценная замена, по крайней мере до начала 1944 года. Всё это не относится к советским военнопленным. Напротив, можно предположить, что в очень многих случаях рационы даже отдалённо не соответствовали предписанным, см. текст.
8. Эти нормы неполные и могут дать лишь общее представление.
Подсчёт калорийности осуществлён по: Hermann Rein - Max Schneider, Einführung in die Physiologie des Menschen, Berlin13161960. Hermann Schall - Hermann Schall jim., Nahrungsmitteltabelle, Leipzig15 1949.
Kleine Nährwerttabelle der deutschen Gesellschaß für Ernährung е. V., zusammengestellt von Prof. Dr. W. Wirths, Frankfurt22 1972.
150
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
Если бы нам удалось ещё и улучшить этот уровень жизни, то помимо эффекта на родине это оказало бы колоссальное воздействие на противника. Поэтому при всех обстоятельствах следует стремиться к тому, чтобы в обозримом будущем произошло повышение рационов на масло, жиры и мясо, а также норм отпуска тканей. 3. Если ввиду нынешнего продовольственного положения требуются какие-либо ограничения, то во всех без исключения случаях они должны осуществляться за счёт побеждённых нами наций94.
В соответствии с этим Геринг определил порядок, согласно которому следовало распределять продовольствие:
Сначала идут действующие войска, затем прочие войска на территории противника, а потом войска на территории родины. В соответствии с этим должны устанавливаться рационы. Затем снабжается немецкое мирное население. И только после этого идёт население на оккупированных территориях. В оккупированных землях соответствующим питанием принципиально должны обеспечиваться те люди, которые работают на нас. Но если бы даже хотелось [!] прокормить всех остальных жителей, то это всё равно нельзя было бы сделать во вновь завоёванных областях на Востоке.
В обеспечении питанием большевистских пленных мы, в противоположность снабжению пленных других стран, не связаны никакими международными обязательствами. Поэтому их снабжение может осуществляться только согласно результатам работы на нас95.
Здесь со всей отчётливостью находит своё выражение внутриполитическая мотивация решения о сокращении рационов пленных. При этом речь идёт не только о том, чтобы помешать сокращению рационов немецкого населения и тем самым предотвратить «падение морального духа»96, но и о том, чтобы путём улучшения уровня жизни за счёт покорённых народов, - будто в предвосхищении плодов окончательной победы, - укрепить основы режима, который даже в момент величайшего военного триумфа своего дела не чувствовал себя достаточно уверенно97. При этом обеспечение «морального духа» стало удобным поводом для устранения политических противников внутри государства и для ликвидации коммунистов среди советских военнопленных с помощью айнзацкоманд98. Несмотря на то, что тут видно, в какой мере катастрофа ноября 1918 г. определяла действия национал-социалистского руководства, становится также очевидно, что бонапартистско-на-родный компонент в этот момент всё ещё являлся важной характерной чертой национал-социалистского режима. Характеристика национал-социалистского государства как «тоталитарного и террористического режима» недопустимо ограничивает его анализ, сводя его лишь к крайне важному, но не полностью охватывающему характер режима аспекту.
Принятое генерал-квартирмейстером согласно с министром продовольствия и рабочей группой по питанию в управлении 4-хлетним планом 21 октября 1941 г. решение о питании пленных следует рассматривать в его связи с долгосрочными целевыми представлениями о проводимой на Востоке политике. В самом деле, это решение могло быть одним из последних решений, принятых исходя из ненарушенных ещё предпосылок в отношении целей и ведения войны на Востоке весны 1941 года. Решение было ещё отмечено уверенностью в том, что по крайней мере
VII. Массовая смертность советских..
151
большая часть пленных - лишняя и что сознательные усилия по сохранению жизни необходимы только для тех пленных, которые могут принести пользу экономике Германского Рейха. Это находит довольно отчётливое выражение в докладе начальника военно-экономического штаба «Восток» генерал-лейтенанта доктора Шуберта от 20 октября 1941 г." Поскольку, мол, численность пленных существенно возросла, возникли трудности с питанием этих пленных. Поэтому требуются «меры по сохранению работоспособности» тех пленных, «чья рабочая сила для военной экономики представляет особенную ценность». Следует, мол, осуществить «профессиональный отбор», причём следует учитывать не только потребности военной экономики, но и «возрастающие задачи в восточных землях после войны». Насколько малую роль при этом играли актуальные оборонно-экономические потребности по сравнению с «послевоенными задачами», видно из того, что наряду с квалифицированными рабочими металлургической и горной промышленности следовало отбирать только строителей и каменщиков. Картины нового немецкого Востока с городами в духе национал-социалистского монументального стиля являлись ещё определяющими для мышления многих ответственных лиц.
При этом из данного и следующего докладов военно-экономического штаба «Восток» чётко следует, что так называемые трудности в деле снабжения пленных были вызваны отнюдь не недостатком продуктов питания в завоёванных областях. Такая ситуация могла сложиться в отдельных областях. Но в целом военно-экономический штаб «Восток» сделал всё для того, чтобы выполнить поставленные весной 1941 года и подтверждённые Герингом 16 сентября цели100. Правда, ситуация с транспортом не позволяла доставить на территорию рейха запланированное количество продовольствия101; тем не менее, захваченные продукты питания, - слова Геринга 16 сентября 1941 года102, - не должны были «быть сожраны бродящим поблизости населением» или выданы военнопленным. Их следовало «собрать в определённых, охраняемых пунктах по лагерям в качестве имперского резерва»103.
Всего несколько дней спустя после того, как генерал-квартирмейстер распорядился провести резкое сокращение рационов для пленных, начальник ОКВ Кейтель подписал 31 октября 1941 года приказ фюрера, который при его последовательном исполнении поставил бы под сомнение некоторые из важнейших предпосылок проводившейся до сих пор политики в отношении советских пленных104. Этим приказом вводилось «массовое использование» советских пленных в немецкой военной экономике. Причины возникновения этого приказа будут проанализированы в другом месте105. Забегая вперёд, скажем, что это решение стало необходимым потому, что нехватка рабочей силы в немецкой военной экономике давно уже перешагнула допустимые рамки, а положение на Востоке всё яснее показывало, что в 1941 г. война там ещё не будет окончена и надежда на рабочую силу, которая могла бы высвободиться при расформировании восточных дивизий, исчезла. Таким образом, это решение было вызвано суровой необходимостью.
Нас, однако, интересовали пока лишь последствия, которые из-за этого имели место для питания советских военнопленных. В приказе Кейтеля по этому поводу было сказано: «Исходным условием производительности труда является соразмерное питание». Кроме того, ограничение использования рабочей силы происходит из-за необходимости «обеспечить достаточное питание»106. Итак, впервые был
152
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
проявлен принципиальный интерес к сохранению жизни как можно большего числа пленных с целью использования их рабочей силы. Объём использования труда пленных поставили в зависимость от того, можно ли получить дополнительные ресурсы за счёт усиления эксплуатации оккупированных областей и без ухудшения снабжения немецкого населения107. Поскольку внутриполитические приоритеты как и прежде преобладали над настоятельными военно-экономическими потребностями.
Это находит своё выражение также в директивах по использованию труда советских военнопленных, которые Геринг как уполномоченный по 4-хлетнему плану отдал в своём выступлении 7 ноября 1941 г. Относительно питания пленных в этих, подготовленных управлением 4-хлетнего плана директивах Геринга говорилось следующее:
Русский непритязателен, поэтому его легко прокормить без серьёзного ущерба для нашего продовольственного баланса. Его не следует баловать или приучать к немецкой пище, но следует кормить и поддерживать в работоспособном состоянии согласно выполняемой им работе10*.
На заседании Геринг высказался ещё более определённо. Представитель управления военной экономики и вооружения записал:
Питание - дело управления 4-хлетним планом. Установление самообеспечения (кошки, лошади и т. д.). Одежда, размещение, снабжение - несколько лучше, чем дома, где люди отчасти живут в землянках109.
То, что Геринг говорил об этом совершенно серьёзно, доказывает протокол совещания в имперском министерстве продовольствия, на котором статс-секретарь Баке и министериаль-директор Мориц (имперское министерство продовольствия) вместе с генерал-лейтенантом Рейнеке, министериаль-директором Мансфельдом и другими представителями заинтересованных ведомств обсуждали проблему питания советских пленных и гражданских рабочих110. Как результат совещания представитель управления 4-хлетним планом записал следующее:
/. Вид продуктов питания
Испытания специально изготовленного «русского хлеба» показали, что наилучшей смесью для него является: 50% ржаной муки, 20% отходов сахарной свеклы111, 20% целлюлозной муки и 10% соломенной муки или листвы. Потребность в мясе обычно не может быть покрыта в сколько-нибудь существенном объёме за счёт несъедобных животных. Поэтому для питания русских следует использовать конину и низкосортное мясо, которое сегодня выдаётся в двойном размере по продовольственным карточкам. При современном состоянии техники производства жиров выпускать обеднённые жиры не представляется возможным. Поэтому русские должны будут получать нормальные пищевые жиры.
//. Рационы
Поскольку присутствовавшие специалисты имперского руководства здравоохранением, имперского управления здравоохранением и санитарной инспекции сухопутных сил представили слишком различные данные о необходимом количестве калорий, окончательное утверждение рационов будет осуществлено в более узком кругу специалистов в течение недели112.
VII. Массовая смертность советских..
10 165
153
На основании этих переговоров в конце ноября для территории рейха было предписано, что все пленные должны получать рационы для «пленных, занятых на работах», и дополнительно в течение недели мучной суп113. 4 декабря были установлены, - только для территории рейха, - новые рационы: хлебный рацион, - в виде «русского хлеба»114, - был увеличен до 2850 г; рацион картофеля уменьшен, но зато повышен рацион брюквы до 16500 г в неделю и рацион мяса (низкосортное мясо и конина) - на 250 г; была предусмотрена также выдача 2,3 литра обезжиренного молока. В целом приведённый рацион оценивается в 2540 калорий115.
Эти рационы оставались в силе всю зиму. 17 апреля 1942 г. согласно новому приказу имперского министерства продовольствия они вновь были снижены116.
Наряду с общим повышением рационов предполагалось провести также другие мероприятия для «ускоренного приведения военнопленных в состояние работоспособности», «после того, как господин рейхсмаршал распорядился в широком объёме использовать труд советских военнопленных»117. Это было началом «акции восстановления сил», которую генерал Рейнеке позднее приписал себе и объявил «быстрым и крупным успехом»118. Здесь, правда, он, как всегда, существенно приукрасил действительность.
26 ноября 1941 г. отдел по делам военнопленных ОКВ приказал провести в лагерях «предварительную сортировку [советских пленных...] по состоянию здоровья [...] и по профессиональной пригодности»119. Среди узников лагеря лагерные врачи должны были выбрать и отобрать:
а) полностью работоспособных;
б) военнопленных, которые по их нынешнему состоянию здоровья в данный момент не являются полностью работоспособными, но от которых можно ожидать, что они станут работоспособными;
в) военнопленных, которые, предположительно, больше не будут работоспособными.
Военнопленные второй категории должны были поддерживаться в состоянии «восстановления сил»; кроме того, следовало
в усиленном размере использовать возможности их перевода в отапливаемые бараки, а в подающих надежду случаях для вывода из состояния истощённости применять под наблюдением врачей постельный режим и абсолютный покой.
О том, что следовало делать «в безнадёжных случаях», ничего определённого сказано не было, но логика событий не оставляет никаких сомнений в том, что пленные предоставлялись своей судьбе.
Ответственность за тех пленных, которых следовало использовать в качестве специалистов в оборонной промышленности, 3 декабря взял на себя министр вооружения Тодт120. Тодт распорядился, чтобы здоровье обессиленных пленных
сначала укрепили путём подходящего питания, общего ухода и постепенно возрастающего использования на строительстве имперских автострад, тем самым восстановив их работоспособность.
Министр вооружения «тут же» предоставил помещения для 30000 пленных121. Однако большого успеха это мероприятие не принесло, так как состояние большинства неработоспособных пленных было настолько плохое, что они «умирали, так
154
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
и не достигнув предписанной готовности к работам». Поэтому 19 февраля отдел по делам военнопленных распорядился передать этих пленных «сельскохозяйственным предпринимателям», чтобы «постепенно укрепить их здоровье и вернуть им работоспособность»122. Сельскохозяйственный предприниматель должен был, в особенности в первое время, не требовать от них работы, близкой к полноценной, но ограничиваться поначалу кормёжкой этих военнопленных. В течение 2-х месяцев предприниматель обязан был безвозмездно давать им кров и пищу; зато ему в это время не нужно было перечислять плату в лагерь и платить пленным зарплату123. Но важнее, пожалуй, было уверение в том, что после восстановления сил он сможет использовать труд этих пленных. Тем самым создали систему «восстановления сил», которая продолжала существовать до самого окончания войны. Представляется, что из всех предписанных мероприятий это раньше всего могло благоприятно сказаться на положении пленных. Даже если в приказе отдела по делам военнопленных и отмечалась необходимость придерживаться «принципа использования рабочей силы в колоннах», то есть под строгим контролем и в колоннах, численностью по меньшей мере в 20 пленных124, то пленные всё же имели здесь шанс избежать массовой участи и получить больше пищи в селе, где ситуация с продовольствием была гораздо лучше. При этом следует допустить, что шансы пленных в небольших крестьянских хозяйствах были, как правило, лучше, чем в крупных имениях, где многочисленных пленных можно было использовать только «в колоннах». Правда, в первую очередь это зависело от личной позиции предпринимателя. Во всяком случае пример человечного отношения показал померанский землевладелец Ганс-Йоахим фон Pop125.
В последующие годы получил развитие настоящий цикл: обессиленные пленные направлялись для «восстановления сил» в сельское хозяйство и, как только силы восстанавливались, их возвращали обратно в оборонную или горную промышленность, причём часто случалось, что из-за беспощадной эксплуатации, которой их там подвергали, они вскоре опять нуждались в «восстановлении сил». Уже в первом квартале 1942 г. в зоне ответственности команды по вооружению в Дюссельдорфе «убыль» советских пленных, - из-за смерти и истощения, - была почти столь же велика, как приток новых пленных, которые поступали «по большей части из сельского хозяйства»126.
После того как было принято принципиальное решение об использовании труда советских пленных, ОКХ также стало принимать меры по спасению жизни пленных. 16 ноября 1941 г. было «загодя» предписано в течение 6 недель выдавать пленным «для восстановления работоспособности» еженедельную добавку в виде 50 г рыбы и 3500 г картофеля или брюквы127. 26 ноября были утверждены временные размеры рационов, которые 2 декабря были объявлены долгосрочными. Здесь также отменяется категория «без достойной упоминания работы», все пленные теперь опять должны были получать мясо, рационы жиров и хлеба были повышены на 50%, а картофеля - на 70%. Нормальный рацион составлял теперь 2335 калорий, а рацион пленных* занятых на тяжёлых работах, - 2570 калорий. Кроме того, были предусмотрены добавки для «восстановления работоспособности», которые примерно соответствовали добавкам занятых на тяжёлых работах пленных128. Изменение позиции было очевидно также из-за того, что теперь продукты питания,
VII. Массовая смертность советских..
10*
155
которые нельзя было добыть «на селе», следовало «как можно шире заменять другими [...] в особенности мукой»: «Для восстановления работоспособности следует как можно шире практиковать приготовление мучного супа». Ещё 21 октября было выдвинуто требование стараться «при всех обстоятельствах» заменять хлеб пшеном и гречихой, чтобы тем самым сэкономить зерно. В зоне ответственности ОКХ также самое позднее с мая 1942 г. «русский хлеб» изготавливался с «применением 15% низкосортной муки»129.
Итак, рационы советских военнопленных снижались до октября 1941 г. в пользу снабжения продовольствием немецкого населения. Только под влиянием военно-экономической необходимости в широком объёме использовать этих пленных для работ в немецкой военной экономике, решились на то, что в два этапа улучшить их питание и тем самым сделать их работоспособными. Но и в этом случае были приняты явно недостаточные меры. Хотя вследствие длительного недоедания и по прежнему явно недостаточных рационов работоспособность пленных оставалась значительно ниже среднего уровня и оборонные ведомства постоянно хлопотали о повышении рационов, снабжение продовольствием немецкого населения и далее считалось абсолютным приоритетом130. Когда 6 апреля 1942 г. размеры рационов для немецкого населения были сокращены131, то несмотря на эти требования и продолжавшееся истощение советских пленных, размеры их рационов, пусть и не очень сильно, но также были уменьшены. В этом плане ничего не изменил и тот факт, что вновь назначенный имперский министр вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер получил от Гитлера обещание улучшить рационы для советских пленных и «восточных рабочих»:
Фюрер в довольно длинной речи заявил совершенно определённо, что он не согласен с плохим питанием русских. Русские должны получать абсолютно достаточное питание и Заукель132 должен позаботиться о том, чтобы Баке обеспечил такое питание133.
Об этом деле ещё раз докладывали Гитлеру Баке и Борман, и следует полагать, что они опять подчеркнули необходимость поддержания «морального духа» населения, по возможности не ограничивая его снабжения. До октября 1942 г. рационы оставались на несколько более низком уровне, чем зимой 1941-1942 гг.
Понятно, однако, что официально установленные для пленных рационы ничего не значат, пока не будет проверено, в каком объёме они выдавались в действительности. Ответить на этот вопрос возможно, конечно, только в отношении тех районов, по которым имеется достаточное количество источников.
Для территории рейха таких источников крайне мало. В соответствующих документах речь в большинстве случаев идёт о «недостаточном» питании пленных, которое зачастую делало невозможным использование их на работах. Можно лишь предполагать, что при наличии хороших условий в плане организации и распределения можно было бы обеспечить упорядоченное снабжение пленных; немногие примеры, в которых речь идёт конкретно о питании, указывают на то, что во многих случаях не выдавались даже эти, и без того недостаточные рационы. В докладе команды по вооружению в Дюссельдорфе от 6 декабря 1941 г. приводится письмо из «Машиненфабрик Гревенбройх АГ», в котором администрация жалуется на то, что работающим на фабрике советским пленным выдаётся в день всего по фунту
156
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
картофеля на человека и что все усилия по улучшению их питания остались безуспешными134. В том же VI корпусном округе, Дюссельдорфе, который охватывает Рурскую область, 19 декабря рацион картофеля был сокращён с 3000 до 2500 г в неделю без какой-либо компенсации135. Некоторые примеры из концерна Круппа свидетельствуют о том, что обстановка там была особенно тяжёлой. Представитель машиностроительного завода № 8 жаловался 14 марта 1942 г. на то, что пища русских настолько скудна, что у них не хватает сил даже для того, чтобы закрепить токарный резец136. В другом месте эта пища описывается так:
Совершенно пустой и чуть ли не водянистый суп; по сути это вода с пригоршней брюквы, да и выглядит он как помои,
и
водянистый суп с листьями капусты и несколькими кусочками брюквы137.
Предположение о том, что рационы зачастую оставались ниже установленных норм, подтверждается также тем, что имперское министерство продовольствия при установлении новых рационов 6 октября 1942 г. потребовало среди прочего следующее:
В любом случае необходимо следить за тем, чтобы ниже установленные нормы питания для советских военнопленных и восточных рабочих в полном объёме предоставлялись в распоряжение администрации лагеря138.
Немного спустя в одном из приказов отдела по делам военнопленных ОКВ значилось, что якобы установлено,
будто в некоторых местах советским военнопленным не выдавались или выдавались не в полной мере установленные для них рационы питания. Причиной этого является, с одной стороны, нехватка продовольствия, например, картофеля, или неправильная организация выдачи пищи (обед в 20.00). Следствием этого было падение работоспособности, которое местами воспринималось как злонамеренный отказ от работы и наказывалось соответственно.
Комендантам лагерей было ещё раз указано на то, чтобы они обращали пристальное внимание на питание советских военнопленных и незамедлительно устраняли возникающие местами трудности. Если предприятие не в состоянии обеспечить требуемый уровень питания, то ради сохранения столь ценной для Третьего Рейха рабочей силы военнопленных следует у него забрать прежде, чем они станут неработоспособными139.
В то время, как для территории рейха имеется лишь небольшое количество источников, а для всей зоны ответственности ОКВ их вообще нет140, положение с источниками для прифронтовой зоны относительно хорошее.
О голодных рационах, которые были установлены для пленных в июле в тыловом районе группы армий «Центр», уже говорилось141. Как ситуация с питанием развивалась в дальнейшем, то есть летом, точно установить невозможно. Согласно отчётам о деятельности квартирмейстера тылового района группы армий «Центр», снабжение пленных в июле «не встречало особых трудностей», в августе оно было «в целом достаточным и хорошим»; оно было якобы даже выше установленных генерал-квартирмейстером сухопутных сил рационов [от 6.08.1941 г.] ввиду маршрутов, которые военнопленным нужно было пройти142. Очевидно, что так было не
VII. Массовая смертность советских..
157
везде в тыловом районе группы армий «Центр». Во время беседы между комендантом по делам военнопленных округа «J» полковником Маршаллом и начальником службы содержания военнопленных в рейхскомиссариате «Остланд» генерал-лейтенантом Гайсертом было установлено, что часто ни та дивизия, которая отправляла пленных, ни те ведомства, которые должны были их принять, не чувствовали себя ответственными за их питание143. Вполне понятно, что наладить снабжение пленных соединениями действующей армии было гораздо труднее, но войска изначально были готовы к тому, чтобы не рассматривать в этом случае трудности как непреодолимые. Обер-квартирмейстер 9-й армии заметил 17 июля 1941 г. в военном дневнике, что снабжение пленных с самого начала было сложной проблемой, поскольку трофейных полевых кухонь не хватало, а у пленных посуды с собой не было144. В середине августа он заметил, что трудности со снабжением до сих пор постоянно можно было бы преодолеть, но затем возникли новые проблемы, численность пленных на армейских пунктах сбора и в пересыльных лагерях возросла с 5000 до 6000 человек, из-за чего эвакуация пленных в тыл стала крайне необходимой. Имелись трудности и с обеспечением лагерей полевыми кухнями и варочными котлами, так что в больших лагерях почти непрерывно нужно было готовить пищу:
В качестве пищи пленные получали из трофейных запасов главным образом пшено, перловую крупу или суп из гречихи, а там, где возможно, отходы от забоя скота и конину. Хлеб, конечно, не выдавался. Однако при напряжённом положении со снабжением обеспечение пленных питанием (один-два раза в день - горячий суп) представляется довольно приличным145.
Но и в этом вопросе по крайней мере в первые недели ситуация была такова, что армейские пункты сбора военнопленных должны были полагаться на собственный организаторский талант, поскольку армейские склады ничего им не выдавали. Так, 7-й армейский пункт сбора военнопленных конфисковал на одной мельнице муку, а на одной из боен - потроха и отходы; так же добывались колючая проволока и инструменты'46.
Другой пример из зоны ответственности группы армий «Юг» показывает, как вследствие организационных ошибок и без того сложная ситуация с пленными могла обостриться ещё больше. В ходе боёв на окружение в районе Умани (начало августа 1941 г.) 17-я армия оборудовала два армейских пункта сбора военнопленных, создав ограниченные запасы продуктов «за счёт сбора трофейных запасов и выдачи малоценного продовольствия с армейских складов». 1-я танковая группа и дивизии направляли теперь без предварительного уведомления большую массу пленных в Умань на 16-й пункт сбора, где к 10 августа 1941 г. скопилось 50 000, а к 12 августа - 60000-70000 пленных. И, хотя продовольствие на пункте имелось, пищу готовить не могли из-за отсутствия полевых кухонь; воды также не было. Поскольку материалы следовало экономить, был отдан общий приказ, чтобы армейские пункты сбора пленных и пересыльные лагеря работали только с трофейными кухнями; здесь, как и в большинстве других случаев пленные «прибыли в лагерь не то что без полевой кухни, но и почти исключительно без какой-либо посуды». Соответствующие приказы войскам направлять пленных обязательно с этими предметами «войска опять-таки оставляли без внимания»147. 13 августа
158
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
пленные впервые получили питание, после того как был подавлен бунт путём расстрела «зачинщиков»148.
В сентябре ситуация обострилась во всей прифронтовой зоне. Это следует объяснить не только тем, что численность пленных и далее неуклонно возрастала, но также тем, что у пленных, которые уже давно находились в плену, теперь по нарастающей начали проявляться последствия лишений. Правда, и теперь ещё в описании квартирмейстера тылового района группы армий «Юг» не звучало тревожных ноток: питание пленных было якобы «в целом удовлетворительным»; для пересыльных лагерей, правда, большую проблему составляет транспортировка пленных на большие расстояния, но и с этим, мол, справляются. Мясо в целом выдаётся в достаточной мере благодаря конским заводам, «но отсутствуют жиры и овощи». В целом можно сказать, что нормы рационов, установленные ОКХ для находившихся в лагере и ограниченно привлекавшихся к работам военнопленных, были достаточны, но они были недостаточны для рабочих команд, на которые в течение длительного времени ложилась значительная рабочая нагрузка. О дополнительном питании можно говорить только в зимнее время149.
Если физическое истощение пленных в прифронтовой зоне в это время и было менее заметно, чем в лагерях рейхскомиссариатов «Остланд» и «Украина», а также в генерал-губернаторстве и на территории рейха, то это объясняется тем, что здесь пленным не приходилось совершать изнурительные пешие марши через многие сотни километров. Однако в отдельных лагерях уже появились симптомы того, что должно было произойти. В 112-м пересыльном лагере в Молодечно в начале сентября было размещено 20000 пленных. Пленные прибыли с фронта уже «полностью обессиленными», так как прошли к этому времени более 400 км. И, хотя эти пленные получали «предписанные рационы», смертность достигла уже 1% в день, в лагере появились случаи людоедства150. В 314-м пересыльном лагере в Бобруйске некоторое время спустя комендант по делам военнопленных округа «J» нашёл питание вполне достаточным; пленные, однако, жаловались на недостаток хлеба, а лагерный врач заявил, что они не смогут «длительное время обходиться положенными им нормами питания без риска заболевания и физического истощения»151. В это же время 403-я охранная дивизия, которая занималась эвакуацией пленных в пространстве Полоцк - Витебск (тыловой район группы армий «Центр»), сослалась в особом приказе на безусловную необходимость давать пленным во время пеших маршей достаточное питание. При этом, само население, мол, предлагает давать пищу на отдельных участках маршрута: «Было бы глупо охране мешать вооружённой силой в случае, если население само предоставляет продовольствие»152.
Из отчётов квартирмейстера тылового района группы армий «Центр» не видно, какие конкретные последствия оказал приток пленных из сражений под Вязьмой и Брянском в середине октября153. Речь идёт лишь о том, что это привело к «большим осложнениям», которые, однако, были «преодолены путём принятия всех возможных мер». Мяса «в целом было ещё достаточно» благодаря использованию убитых лошадей, а пшена и гречихи временами не хватало. Создание запасов на зиму в лагере было невозможно, «поскольку из-за недостатка транспортных средств даже необходимое текущее снабжение продовольствием огромного числа военнопленных осуществлялось с большим трудом». Состояние здоровья тех советских
VII. Массовая смертность советских..
159
пленных, которые уже долгое время находились в лагерях, было хорошим, а «военнопленные, прибывшие из недавних сражений, находились, как правило, в состоянии полного истощения, что зачастую приводило к смерти»154.
Существенно более ясную картину о конкретных условиях питания, предоставленного пленным, дают источники из зоны ответственности группы армий «Юг». Военно-экономический штаб «Восток» докладывал:
Особые трудности в зоне ответственности военно-экономической инспекции «Юг»155 возникли в связи с питанием огромного количества пленных. В качестве пищи им в сыром виде давали сахарную свеклу, не пошедшую на производство сахара. Речь идёт о большом количестве свеклы, которая из-за разрушения сахарных заводов не могла быть переработана. Однако и этой массы сахарной свеклы не хватало для обеспечения даже самого скудного питания пленных. На всех дорогах, по которым передвигались военнопленные, можно было видеть, как они с дикой жадностью хватали и пожирали листья и брошенную на полях свекольную ботву. Эти колонны пленных вызывали у местного населения глубокое сострадание. В деревнях жители собирались и бросали пленным свеклу, картофель, дольки арбузов. С приближением такой колонны пленных женщины на полях бросали на дорогу свеклу, которая немедленно подбиралась пленными. Можно предположить, что при виде этих обессиленных пленных, в чьих глазах читался голод, настроение местного населения складывалось не в пользу немцев.
Аналогичные трудности существуют также в зоне ответственности военно-экономической инспекции «Центр»156.
Представитель немецкой сталелитейной промышленности, который в середине октября побывал на Украине, чтобы организовать принятие захваченных советских сталелитейных заводов в районе Кривой Рог - Днепропетровск, так описывал встречу с пленными:
Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12500 человек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей157, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у населения этой деревни. Каждый получал самое большее по 2 картофелины в день158.
Пленные, о которых шла речь в обоих докладах, по большей части поступили из-под Киевского «котла», где во второй половине сентября в плену оказалось более 600000 советских солдат. Поскольку источников вполне достаточно, судьбу этих пленных следует описать более подробно, причём особое внимание уделить факторам, которые определяли массовую смертность - эвакуации и размещению.
Уже до окончания операции по окружению советских войск к востоку от Киева стало ясно, «что следует рассчитывать на приток большой массы пленных»159. 22 сентября 1941 г. штаб 17-й армии, в зоне действия которой в плен сдалось 200000 солдат, приказал создать 6 армейских пунктов сбора военнопленных с расчётом на 10000-40000 чел. каждый, то есть в целом - на 185 000 чел. Доставку продовольствия с трофейных складов должен был взять на себя комендант 550-го ты
160
К.Штрайт. «Они нам не товарищи..
лового района, в чьё распоряжение были переданы 2 колонны грузовиков общей грузоподъёмностью 60 т. Кроме того, тотчас же должна была начаться акция по обеспечению лагерей варочными котлами и полевыми кухнями из трофейных запасов. Следовало немедленно начать эвакуацию пленных со станции Кременчуг, причём до железнодорожных станций они должны были двигаться пешим порядком или доставляться порожним транспортом 1-й танковой группы160. Помимо того, 23 сентября командование 17-й армии ввиду чрезвычайно высокого количества пленных запросило у генарал-квартирмейстера разрешение на использование для эвакуации пленных не только открытых, но и закрытых товарных вагонов, а в противном случае - разрешение на использование для эвакуации поездов местного сообщения161. 26 сентября командование группы армий «Юг» сообщило, что эвакуация поездом в тыловые районы группы армий и на территорию вновь созданного рейхскомиссариата «Украина» возможна162, но эта возможность не может рассматриваться как реальная, поскольку пленные всё ещё находятся к востоку от Днепра. Обстановка там уже приняла угрожающий характер. 25 сентября командование 24-й пехотной дивизии, которой поручили охрану 200000 пленных, настоятельно запросило у армии помощи, после того, как в Лубнах, куда были доставлены 33000 пленных, дошло до волнений, поскольку не было ни воды, ни продовольствия, ни помещений163. По данным обер-квартирмейстера армии положение со снабжением армии продовольствием также было крайне напряжённым, так как с родины больше ожидать было нечего. Это, правда, нужно понимать относительно, поскольку он добавил: «Захваченные трофеи следует рассматривать уже не как дополнительный источник питания, но как основной и расходовать как таковой»164. В последующем 24-я пехотная дивизия должна была взять на себя также эвакуацию и питание 200000 пленных. При этом, однако, у коменданта 550-го тылового района были отобраны находившиеся в его распоряжении грузовики, «так как они срочно требовались для обеспечения снабжения войск»; 24-я пехотная дивизия должна была решать проблему питания пленных с помощью собственных автомобилей, -однако таковых не было165. Эвакуация этих 200000 пленных из района Лубны - Хо-рол в Умань осуществлялась пешим порядком; это расстояние длиной более 400 км пленные прошли до 24 октября166. При каких обстоятельствах это произошло, отчасти ясно из уже цитированных докладов. Вскоре после начала марша, 15 октября, 24-я пехотная дивизия сообщила командующему тыловым районом группы армий «Юг», которому она была подчинена, что эвакуация из-за сопротивления и крайней слабости пленных проходит очень тяжело, и «вследствие расстрелов и истощения» уже насчитывается свыше 1000 трупов167.
Сколько пленных из 200000 человек пережило этот переход, установить невозможно. Всё же доклад обер-квартирмейстера 17-й армии от 25 ноября даёт некоторое представление об их судьбе. Он сообщил, что армия с начала операции «взяла в плен и эвакуировала в целом 366540 военнопленных»:
О выдаче предписанных [ОКХ 21 октября 1941 г.] рационов168 пленным, конечно, не могло быть и речи. Жиры, сыр, соевая мука, мармелад и чай не всегда могли выдаваться даже нашим собственным войскам. Эти продукты питания частично заменялись пшеном, кукурузой, зёрнами подсолнуха, гречихой, чечевицей и горохом, а также частично - хлебом.
VII. Массовая смертность советских..
161
Полная или частичная выдача предписанных рационов была попросту невозможна, потому что такие рационы негде было взять. Питание пленных можно было осуществлять только за счёт найденных в сельской местности запасов. Приготовление пищи создавало дополнительные трудности, потому что пленные только в исключительных случаях имели с собой полевые кухни169. Даже наши войска из-за трудностей со снабжением вынуждены были выживать за счёт села. [...]
При существующей нехватке жиров и белков смертность [среди пленных] в зимние месяцы должна была возрасти. Участились случаи воспаления лёгких и тяжёлых кишечных заболеваний. При эвакуации огромного количества пленных, захваченных в сражении к востоку от Киева, когда в условиях плохой погоды только часть их можно было разместить в сараях, каждый день умирало до 1 % пленных170.
Итак, можно предположить, что когда 24-я пехотная дивизия начала эвакуацию пленных, уже умерло от 10000 до 20000 пленных. Здоровье этих пленных уже в начале перехода было сильно подорвано в результате голодания до и после их взятия в плен, - переход по дорогам в осеннюю распутицу также должен был оказать на пленных более губительное воздействие, чем переход в «нормальных» условиях. На одном из совещаний, на которых рассматривался вопрос о том, как избежать в будущем ошибок, в результате которых [в 1941/42 гг.] погибло 2 миллиона военнопленных, представитель генерал-квартирмейстера заявил:
В ходе боёв на окружение под Киевом для эвакуации 600000 военнопленных были задействованы 2 дивизии. Поскольку о достаточном продовольствии не позаботились, военнопленные вынуждены были неделями двигаться в тыл, не получая достаточного питания. 10000 человек умерли171, не дойдя до пересыльного лагеря172. Несмотря на резкое ухудшение состояния здоровья пленных, которое должно было вызвать беспокойство даже в том случае, если в учёт брались только немецкие интересы173, для повышения рационов пленных не было принято никаких мер174. Решение проблемы видели скорее в ещё большей эксплуатации села, хотя при этом речь могла идти лишь о том, кому придётся голодать - гражданскому населению или пленным. Снабжение городов в зоне ответственности группы армий «Юг» и «Центр» уже в это время давало повод «к серьёзному беспокойству»; с сельским населением дело обстояло несколько лучше, но оно «всеми силами пыталось создавать запасы, из-за чего резко снизились поставки продовольствия»175. Чтобы эти запасы, которые сельское население создало с целью пережить зиму, по прежнему шли к городскому населению, - которое «уже теперь [•••] не получает установленные для городов довольно высокие рационы», - а также к немецкой администрации, которая наряду с военным испытывало также психологическое давление, населению было объявлено, что
русские участники войны, то есть их отцы и сыновья, будут голодать, если продовольствия будет сдано меньше, чем это возможно176.
Хоть ситуация с пленными в прифронтовой зоне в октябре резко ухудшилась, источники производят впечатление, будто ответственные ведомства ещё не осознали всей серьёзности положения и не были готовы к резкому скачку смертности в конце месяца. Открытым остаётся вопрос - какую роль при этом играла идеоло
162
К.Штрайт. «Они нам не товарищи...»
No comments:
Post a Comment